Запертое эхо. Арина Зарудко
понадобилось убивать ее отца, а затем и мать. Почему он вообще допустил войну и голод? Как только она заикалась о чем-то подобном или отказывалась читать библию на досуге, старуха не скупилась на наказания. По мне, так религиозные фанатики хуже самых озлобленных варваров. Моя мама всегда жалела Милли, когда та приходила с окровавленными ладонями, по которым сумасшедшая старуха колотила ее палкой. Она обрабатывала ее руки и поила сладким чаем с различными лакомствами. Моя мать все же была добрейшей женщиной.
– Ты слишком добра. – Ответил я со всей уверенностью и обнял своего друга, чьи шрамы на сердце и руках до сих пор до конца не затянулись.
В честь праздника всем рабочим банковской конторы полагалось удвоенное жалование. Я воспользовался моментом и сообщил о своем желании уволиться. Мне даже не нужно было говорить с хозяином-индюком. Все решилось через ответственного за отдел, а он был славным малым и отпустил меня с миром, прибавив некоторый процент надбавки за внеурочные. Когда я вышел из офиса, мне показалось, что зимний воздух стал каким-то иным – в нем словно витал дух свободы. Пусть моя работа в этом душном месте не превысила полугода, я нахлебался вдоволь. Пока удается хоть немного зарабатывать на картинах, я не пропаду. Так я решил для себя. Полученное жалование я отложил, чтобы всегда нашлось чем заплатить за комнату и пару холстов. С чистой совестью, наслаждаясь свободой и рвением к жизни, я сел на поезд и отправился в свой родной край.
Оказавшись в местах, где я вырос, я остро ощутил связь с родной землей. Мне захотелось написать заснеженные поля, усыпанные белой крупой дороги и крыши домов, напоминающие грибные шляпки. Но ни одна даже самая удачная картина не сумеет передать всего трепета и всей любви, что я питал к этому месту.
Странное дело – я не видел мать чуть больше полугода, но заметил очевидные перемены в ней – волосы ее серебрили нити седины, руки, которые усердно работали столько лет, слегка дрожали, когда она подавала жаркое к столу. По хозяйству ей помогала молодая девушка, но нет, мама сама сервировала стол, когда я приезжал – она находила в этом особую радость. Когда мы обменивались новостями, она улыбалась, и около ее губ вырисовались сеточки морщин.
– Знаешь, я очень счастлива, что ты приехал именно сейчас. Здесь так спокойно… Ты можешь отдохнуть от Лондона и написать что-то сельское, раз уж это продается, – она сделала ироничный жест, в котором выразилось все ее отношение к моему делу: она была не в восторге, но пыталась смириться.
Я улыбнулся и поблагодарил ее за понимание.
– Мне нравится, что тут ничего не меняется, – бросил я, окинув взглядом любимую столовую.
– О да, в этом прелесть дома. – В глазах мамы сквозила тоска, которую мне не до конца удавалось прочесть.
– Что-то случилось, мама?
– Ты писал, что ушел с банковской службы, – начала она. – Я подумала, что тебе потребуются средства.
– Сейчас у меня кое-что есть…
– Но так будет не всегда, – она прервала меня. – Зима обещает затянуться. За это время можно сделать кое-что, что поможет