Инквизитор. Башмаки на флагах. Том четвертый. Элеонора Августа фон Эшбахт. Борис Конофальский
господа солдаты, – кричит им кормчий, – вы все на один борт не наваливайтесь, у нас и так перегруз.
А солдаты смотрят на берег, что проплывает слева от баржи. Берег чёрный. Ни огня на нём, ни светлого пятна. Берег мрачный, одно слово – вражеская земля.
– Костёр! – кричит кто-то. – Костёр справа!
Волков, солдаты и все остальные, кто был на барже, поворачивают головы направо. Так и есть, на его земле пылает большой костер. Его издали видно, даже через туман.
– Наконец-то, – говорит старый солдат, что стоял сейчас рядом с генералом.
А генерал лишь взглянул на солдата быстро и поспешил на корму.
Стал вглядываться назад, глядеть на баржи, которые уже можно было различить в первых лучах рассвета. И тут в темноте сзади – фонарь. Туда-сюда. Туда-сюда. Огонёк пробивается.
Карл Брюнхвальд показывает, что поворачивает к берегу. Шесть барж с солдатами Брюнхвальда и Рохи отстают от него и начинают дело.
– Ну, храни вас Бог, господа, – тихо говорит Волков и снова идёт на нос баржи.
А солнце уже показалось из-за спины. Уже так светло, что третий костёр, что развели люди Жанзуана, костёр, который должен указывать на вторую цель на пристани Мелликона, уже и не нужен. Волков и так видит торговый город: хорошие дома над рекой, амбары, причалы, еще причалы, по берегу склады, лодки, баржи.
– Господин, – кричит ему кормчий, – у пирсов свободные места. Я туда пристану. Удобное место для всех трёх наших лодок.
Он указывает рукой, и кавалер видит те свободные места.
– Давай, – коротко говорит генерал и тут же обращается к своему оруженосцу: – Господин Фейлинг, вина.
Молодой человек тут же несёт ему большую флягу. Волков отпивает изрядно, пока Фейлинг стоит рядом и ждёт.
– А теперь шлем, – продолжает генерал, отдавая оруженосцу флягу и надевая подшлемник.
Людишки – не спится им, сволочам, – уже на пирсах. Птицы орут над рекой и в деревьях, что растут вокруг, солнце ещё не встало, а приказчики уже считают тюки и бочки. Грузчики доедают завтрак, люди торговые уже вылазят из своих барж на свет, потягиваясь со сна. И все с удивлением смотрят, как прямо к пирсам, доски об доски, ловко швартуются большие баржи.
А в баржах… Из барж, гуще чем рогоз, торчат пики, копья и алебарды. И шлемы, шлемы, шлемы. Видят местные люди, что приплывшие баржи полны добрых людей, что при доспехе, железах и при огненном бое.
Волков первый спрыгнул на дощатый настил пирса и пошёл себе по пирсам неспеша, забрала не закрывал, одна рука на эфесе меча, словно прогуливался, поглядывая на всех людей, которые в удивлении смотрели на него. А сидящий на свёрнутых верёвках молодой грузчик ещё не прожевал свой завтрак до конца, а тут вскочил и кричит ему весьма при том нагло:
– Эй, вы… Господин, а кто вы такой? И что с вами за люди?
Дурак, видно, не знает цветов. Иначе сразу бы понял по бело-голубому ваффенроку генерала, кто он. А тут Максимилиан с баржи слез и сразу пошёл за генералом, на ходу разворачивая великолепное бело-голубое знамя с чёрным