Убийца. Странная история доктора Джекила и мистера Хайда. Роберт Льюис Стивенсон
на затерявшемся среди океана судне, где вышли съестные припасы. Все вы вырываете последнюю корку хлеба изо рта голодного и питаетесь за счет жизни другого, подобного вам несчастливца, как озверевшие от голода люди поедают друг друга, так точно поедают друг друга, все хотя это и не сразу заметно. Я слежу не столько за самим актом игрока, слежу за его последствиями и пришел к тому убеждению, что в конечном итоге каждый грех влечет за собою смерть, а, на мой взгляд, хорошенькая девушка, которая перечит своей матери, с очаровательной грацией противореча ей по поводу какого-нибудь пустого бального вопроса, точно так же, хотя и менее видимо, заставляет сочиться человеческую кровь, как и такой убийца, как вы. Я сейчас сказал, кажется, что я слежу за грехом и его последствиями, но я точно также слежу и за добродетелями и говорю вам, что, в сущности, добродетель и порок ничем не отличаются друг от друга; между ними, можно сказать, нет ни на йоту разницы; как одни, так и другие являются косой в руках ангела смерти. То зло, ради которого я существую, заключается не в самом поступке, а в самой душе преступника; мне дорог злодей, а не его злодеяние, плоды которого, если бы мы могли их проследить достаточно далеко вперед по бушующим порогам, водопадам и стремнинам жизни, могут быть более благословенными, чем плоды величайших подвигов добродетели! И теперь я предлагаю вам обеспечить вашу безопасность и предоставишь вам возможность наслаждаться жизнью отнюдь не потому, что вы сейчас убили человека, но потому, что вы Маркхейм.
– Я открою вам мою душу, – сказал Маркхейм, – это преступление, на котором вы накрыли меня, – последнее! По пути к нему я научился многому, понял и постиг очень многое, и само оно явилось для меня громадного значения уроком! Уроком, которого я никогда не забуду. По сие время мною руководило возмущение, и, возмущенный несправедливостью судьбы, я часто делал то, чего я не хотел, против чего восставала моя душа! Бедность поработила меня, я был ее подневольным рабом, она угнетала меня, толкала, куда я не хотел, хлестала меня своим беспощадным бичом. Есть, конечно, сильные натуры, которые могут устоять против искушения, могут восторжествовать над своими склонностями и соблазнами; но я не был таков, меня мучила жажда наслаждений! Но отныне в этом проступке моем я разом почерпну и богатство, и предостережение, и вместе с тем и силу, и свежую решимость быть впредь самим собой. Теперь я становлюсь во всех отношениях свободным в своих действиях и вижу себя совершенно преображенным, совершенно другим, новым человеком! Эти руки станут орудием добра, это сердце полно примирения, любви и сострадания к ближним. На меня как будто что-то находит, во мне вырастает из самой глубины души что-то далекое, давно забытое, чистое, светлое и хорошее! То, о чем я мечтал в детстве в праздничные дни под звуки церковного органа, то, что я предвкушал, когда проливал слезы умиления над благородными поступками героев в хороших, умных книгах, или беседовал с покойной матушкой, когда я еще был чистым и невинным ребенком,