Край Вечного Камня. Николай Одиноков
вдоль туловища, а правая согнута в локте. Возможно, перед смертью Головин держал в руке некий предмет, который пока не удалось обнаружить. Глаза лесничего полуоткрыты; головной убор лежит в метре от тела (слетел при падении). Под трупом в области головы, спины и рук имеется лужа жидкости бурого цвета овальной формы – вероятно – кровь. Одиночный выстрел дробью произвели в область груди с достаточно короткой дистанции: об этом свидетельствовали повреждения на одежде и теле погибшего. Некоторые истины Станислав Витальевич замечал невооруженным глазом: в районе хватало происшествий с пьяными любителями охоты, подстреливающими друг друга. В большинстве случаев такая охота завершалась смертельным исходом.
– Николай! – позвал Решетников одного из оперуполномоченных. Из-за сторожевой будки лесника появился лейтенант – блондин с мальчишеским лицом. Светлые брови парня смешно приподнялись, и лицо растянулось в вопрошающей мимике.
– Пробей-ка по базе ту машинку, что в кустах стоит, – приказал Решетников. – Мне нужна информация о собственнике.
– Так точно, товарищ майор, – ответил Николай и направился в сторону зарослей кустарника. Станислав Витальевич, молча, наблюдал за тем, как лейтенант вызывает дежурную часть по носимой радиостанции и диктует оперативному дежурному государственный номер черного «Лэнд Крузера».
– Не водилось у Сергеича подобной роскоши прежде, – кивнул удивленный Ткаченко в сторону автомобиля. – Сомневаюсь, что у него были права. Он пешком по жизни всюду. Не любил технику, собственными силами управлялся.
– Полагаю, что вы не видели автомобиль в момент обнаружения тела? – спросил майор.
– Признаюсь, не заметил, – ответил заявитель разочарованно, после чего выдал очередную бестактность: – Надо же в такой терн машину загнать и все покрытие исцарапать!
– Какому извергу пришло в голову человека убить? – тихо произнес Решетников, – меня больше это интересует.
Станислав Витальевич уходить на заслуженную пенсию не желал. Убийства выпадали на его долю с закономерной периодичностью и трудности в раскрытии преступлений данной категории не пугали майора. Кроме того, он всегда с нетерпением ждал подобных происшествий, но признаться себе в этом ему было крайне стыдно. Он понимал, что страдали люди: одни лишались жизни, другие – скорбели по убитым, познавая невыносимую боль утраты. Он ненавидел себя за это и проклинал собственную боль от обретенной в молодости психологической травмы. Именно она обрекла его на прожитые годы в одиночестве. Недоверие к людям принудило надеяться только на себя, быть одному, не иметь семьи и детей. Недоверие к людям – благодаря этому он посвятил жизнь уголовному розыску. Если в районе ничего не происходило, чем можно было занять свое сознание, то боль возвращалась, медленно заполняя его полностью, а это было подобно самоубийству.
– Вот и подмога подоспела,– доложил Ткаченко задумавшемуся майору, наблюдая за прибытием микроавтобуса следственного комитета.
На лесную землю ступили люди