Лучезарная нимфа. Екатерина Александровна Балабан
вспоминая прежнюю беззаботную жизнь. Вскоре она нашла утешение в управлении домом. Ей пришлась по душе новая роль полновластной хозяйки. Позднее Юлия начала видеть то, что было скрыто от нее прежде, когда она смотрела на мир глазами невинного ребенка. Она узнала, что есть женщины, для которых муж не единственный мужчина на свете. И также вели себя мужчины, даже ее муж не был исключением. В свои пятьдесят с лишним лет он считал себя неотразимым и был страшно падок до женского общества.
Впервые она изменила мужу в семнадцать лет с преторианским центурионом, который будучи в нее влюбленным попадался ей на глаза повсюду, куда бы она ни шла. Затем ее соблазнил сын одного из магистратов, друзей мужа, часто бывающих у них дома. Уверившись в своей неотразимости, она принялась пробовать свои чары на всех подряд. Потянулась череда любовников от домашних рабов до коллег ее мужа. Юлия соблазняла и бросала, иногда увлекаясь кем-то на несколько месяцев, иногда обрывая связь уже через пару дней. Все ее любовники, как это ни странно, оставались ее преданными друзьями и ничего не имели против возобновления отношений. Юлия не считала себя развратницей. Все в ее окружении поступали точно также. Ее муж, ее первый наставник, частенько брал чужих жен прямо в супружеской спальне, практически на глазах своей молодой жены.
В последний декабрьский день солнце все-таки вышло из-за туч, заиграло на мокрых, покрывающихся наледью мостовых. Люди обрадованно засуетились, пригретые солнечными лучами. Несмотря на небольшой морозец, народу на улицах заметно прибавилось. На священной дороге открылись лавки ювелиров, ожил проспавший несколько дней Аргилет, где вели торговлю книгопродавцы и сапожники. Забурлила шумная Субура, вернулась жизнь на высохший Велабрский рынок, богатый сырами и копчеными колбасами. Множество других улочек и переулков наполнялись топотом ног, шумом голосов, лаем собак… Форумы заполнились жалобщиками, ответчиками, адвокатами и обвинителями, преступниками и свидетелями преступлений, а также жадной до зрелищ толпой зевак.
Между тем в традиционно аристократических районах города было тихо и спокойно. Только изредка пробегал мальчишка раб, направляясь на соседнюю улицу с каким-нибудь поручением, весело переговариваясь, проходили с корзинами служанки, груженые снедью, закупленной на Субуре или Велабре. На вершине Авентина, с видом на Большой цирк, стоял дом Юлия Публия Гая. Между приклеившихся к нему с разных сторон пестро раскрашенных особняков он выделялся крупными размерами и простотой отделки. Он был построен из серого камня, без всяких украшений по фасаду, широкая лестница вела к двустворчатой входной двери, в которую свободно мог войти слон. Дом впечатлял размерами и напоминал скорее военную крепость нежели жилое здание. Каменный навес над входом держали четырехгранные столбы, а на навесе, дабы не пропадало место, располагался балкон, с каменным же ограждением. Длинный и узкий балкон был устроен также с другой стороны. Отсюда в праздничные дни можно было наблюдать пестрое столпотворение в самом цирке, вокруг него и на ведущих к нему улицах, а при желании разглядеть даже цвета соревнующихся колесниц.
Сейчас