Телепорт. Екатерина Брязгунова
она всегда говорила правду и только правду. Она гордилась тем, что была правильная и всячески пестовала в себе эту черту. Она горько усмехнулась: «Кому я нужна, такая правильная… и серая».
Вернувшись в лабораторию, она нашла Кирилла Анатольевича в той же позе, что и оставила. Он вглядывался в лицо жены, надеясь распознать проблески сознания, но Галина Дмитриевна не шевелилась, грудь вздымалась нерегулярно и неравномерно.
Машенька знала, что шеф не слышал, как она вернулась, поэтому позволила себе остановиться и понаблюдать за начальницей. По ее прикидке с того момента, как Галина Дмитриевна впала в кому, прошло минут тридцать, может быть сорок. За это время, по идее, состояние должно было ухудшиться, но ничего не изменилось, значит – в ближайшие два-три часа вряд ли изменится.
– Наливай, что стоишь смотришь?
Девушка повиновалась. Она плеснула в кружку коньяк и протянула шефу.
– Себе.
– Я не пью.
– Наливай.
Машеньке снова пришлось повиноваться. Она плеснула себе в кружку коньяк и поморщилась. Кирилл выпил, девушка последовала его примеру.
– Какая гадость! – фыркнула в пустую кружку.
– Откуда ты знаешь, что это кома именно второй стадии?
– Степени…
– Да какая разница! Откуда знаешь?
– В девятом-десятом классе я собиралась поступать в медицинский. Хотела стать нейрохирургом, а в одиннадцатом резко передумала и поступила на физмат. Я много читала про нейрохирургию.
– Наливай, – он шумно поставил кружку на стол. Девушка послушно налила коньяк. – Себе. – Машенька налила и себе. Выпили залпом. – Ну так что, какие есть идеи, маленький гений?
– Никаких, Кирилл Анатольевич… Разве что «скорую» вызвать…
7. Берег | 13–14 мая 2031 год | остров Русский
«Интересно, как долго все это может продолжаться? Ведь я уже много-много лет нахожусь в этом подвешенном, ужасном состоянии. Как я вообще смогла это допустить? Никак не могу понять. Конечно, тогда это было просто… можно даже сказать, это было желанием выделиться, быть не как все. А что в итоге? В итоге-то что?» – нестерпимая боль пронзила все тело. Она была настолько сильной, осязаемой, а главное – непроходимой, что хотелось выть.
Галла как-то читала, что так плачет человеческая душа, на которую много-много лет не обращали внимания. Да, это впервые в голос рыдала ее душа. Так сильно, так страстно, неостановимо, что казалось, ничего невозможно исправить, эта боль никогда не пройдет. Вдруг ей вспомнился тот момент из глубокого детства, когда она случайно споткнулась о собаку и пролила на себя кастрюлю кипятка. Вспомнилось, как, не понимая происходящего, она маленькой девочкой вместе со сваренной кожей отрывала спортивные штаны и футболку, как выла, когда мама поливала ее из ковшика холодной водой на морозе, как рыдала, когда приехала «скорая» и умоляла врачей убить, убить ее, чтобы не было так нестерпимо больно.
Тогда никто ее не убил, сделали два укола