И снов нескромная невинность. Валерий Столыпин
домой.
– Явился, – язвительно прокомментировала моё появление Леночка, – можно поинтересоваться, кем или чем, увлёкся на сей раз? Нет, лучше соври. Так будет честнее.
– Давай поговорим потом.
– Как же! А давай – не давай, я устала!
– Какое совпадение настроений.
– Нам надо поговорить.
– Кому надо? Ты утром сказала всё, даже больше. Давай успокоимся. Иди, я тебя поцелую.
– Как игрушку, как статую? Ты меня бросил, ты меня больше не любишь!
– Не нагнетай. У меня кризис среднего возраста, у тебя климакс. Если будешь себя накручивать – лучше не станет. Слишком чувствительные женщины в период гормональной перестройки с ума сходят. Ты этого хочешь?
– Не дождёшься!
– Вот и поговорили. Я спать.
– Ещё бы! Накувыркался с кем-то, я теперь не нужна.
– Нужна, Леночка, но не такая. Я люблю другую…
– Вот ты и сознался!
– Другую Леночку. У той были ясные глаза и добрые намерения. Что бы я ни сказал, всё воспринимаешь в штыки. У меня на работе проблемы, дома ад. Куда бежать?
– По бабам, родной, по бабам!
Разве странно, что ночью мне не спалось, что перед глазами стоял фантом Сашеньки. Породистые ножки в сотый раз пробегали мимо, воздушные поцелуи летали по всей комнате.
К утру диалог, состоявшийся между нами, эволюционировал, развился. Мы уже были на “ты”, запросто общались, то и дело сливались в танце.
Я прикасался к ней, кружил.
До поцелуев дело так и не дошло.
Зато ужасно болела голова и болезненно донимала мучительная тяжесть внизу живота.
Жена, собираясь на работу, шипела, раскидывала, где попало вещи и обидные фразы.
– Ещё раз задержишься – разведусь, – крикнула из коридора, после чего громко хлопнула входной дверью.
– Вот туда и иди, – парировал я в пустоту, – у меня тоже нервы. Захочу – вообще не приду, вот!
– Зайдите, Денис Витальевич – непривычно робко пригласил начальник, – сорвался, знаете ли. Меня ведь тоже… как мальчишку отчитали. Мир!?
– Будет вам. Я и забыл.
Если честно, от извинения стало ещё горше. Мы были почти ровесники. Значит, не я один падаю в бездну.
Спасти от тревожных размышлений могла лишь она – Сашенька. Найти бы её, объясниться, что мной движет отнюдь не похоть, что чувства бывают непорочными, бесхитростными.
Наивный!
Я сам в это верил.
Весь день думы о Сашеньке не давали покоя. Тысячи оснований и обоснований разыскать и объясниться трансформировались в основательный список (профессиональная привычка).
После работы я поехал туда, где высадил девушку, умоляя фортуну или иную капризную даму, её замещающую, обеспечить такое стечение обстоятельств, чтобы мы могли встретиться.
На город уже опускались сумерки, когда я решил позвонить по продиктованному в шутку номеру.
– Слушаю!
– Сашенька?
– Александра.
– Это