Военспец. Чужое лицо. Юрий Корчевский
отказываться было поздно, и Андрей сгрёб монеты.
– Сказывай, где изба Ваньки-хромого.
– Да где и всегда стояла. По моей же улице, почти в конце. Ежели от меня направо повернуть, то предпоследний дом. Дальше бабка Лукерья живёт, глухая почти. А за ними – овраг.
– Собака у него есть?
– Нету. Он сам хуже любой собаки.
– Чем на жизнь промышляет?
– Никто не знает. Вроде попрошайничает у церкви, что на Варварке. Ещё говорят… – купец понизил голос, – …что к нему по ночам тёмные личности шастают.
– Он на самом деле хромой?
– Ну да. В детстве лошадь копытом ударила. Он ведь моложе меня, на моих глазах рос. Только выглядит старше, седины в волосах полно.
– Ты вот что, Наум. Постели мне в сарайчике матрац какой-нибудь, а сам запрись. Я ночью уйти могу.
– Так ты прямо сегодня решил… – Купец недоговорил.
– Не знаю, понаблюдать за ним надо. Представь, я к нему в избу ворвусь, а там шайка головорезов.
– Ужас!
– Вот и я о том же. Он один живёт?
– Как перст.
– Я прилягу, отдохну – ночь беспокойная будет. К ужину выйду. Ты супруге только ничего не говори.
– Как можно?
– И про матрац в сарае не забудь.
Купец ушёл.
Андрей проверил оба пистолета и нож. Пистолеты – на крайний случай, лучше всё втихую сделать, ножом. А от выстрела вся слободка проснётся. Он вздремнул немного и вышел в трапезную к ужину. Вёл себя как обычно, а купец нервничал.
Когда начало темнеть, Андрей вышел на улицу – вроде как «до ветру», но на самом деле направился в сарай. Сейчас идти к дому Ваньки было рано, ещё не все спать улеглись – зачем внимание привлекать? Он услышал, как купец запер входную дверь, стукнув запором.
Постепенно жизнь в слободке стихала, и вскоре над ней нависла тишина. Пора.
Андрей поднялся с матраца, опоясался ремнём, проверил, как выходит из ножен нож, и сунул один из пистолетов за пояс. С собой взял пистолет разбойника, польский же оставил. По привычке попрыгал на месте – не бренчит ли чего?
Выйдя через калитку и прижимаясь к заборам, двинулся в конец улицы. Избы тут и вовсе завалящие пошли – покосившиеся, под соломенными крышами. Сразу видно – беднота живёт. Из одной избы пьяная разудалая песня слышится.
Он дошёл до последней избы и вернулся к предполагаемому жилью Ваньки-хромого. Тут даже заборов не было. Во дворе – щелявый сарай из горбыля.
В избе два небольших оконца, затянутые бычьим пузырём, – такие только в деревнях остались. В Первопрестольной даже у небогатых горожан в окнах слюда, а у купцов, дворян, зажиточных мастеровых – стекло.
Не отрывая подошв от земли, чтобы не наступить на ветку, щепку или глиняный черепок, Андрей приблизился к стене избы. Прижимаясь к ней, он приблизился к окошку. Оно тускло светилось – в комнате горела лучина. Слышался тихий разговор. Андрей понял, что Ванька не один и его собеседник – мужчина. Андрей почти приник к окну, стараясь услышать и понять, о