Моленсоух. История одной индивидуации. Макс Аврелий
по сумеречному Бичегорску, мы оставили коробку с ногой возле колодца на главной улице. Про надпись все почему-то забыли, а на следующий день я забыл про пиво, сигареты и даже про ногу, но я все время чувствовал на себе взгляд Олега, чувствовал его необъяснимое молчаливое присутствие.
Трубочка
А на этой на березе труп её висит.
В те счастливые времена, когда родители приезжали к Бабушке, чтобы побыть с нами, начинались настоящие праздники музыки. Музыку крутили с утра до вечера, а когда родителям все это надоедало и они уходили гулять, мы с бабушкой пели ее любимые песни про растерзанную обстоятельствами любовь. Нашим детским хитом в исполнении Бабушки были «Ой цветёт калина» и еще какая то песенка, в которой были такие строки:
Ты иди отсель желанный,
Душу мне не рви.
А другую городскую
Лучше полюби.
Девушку-колхозницу, главную героиню песни, её «желанный», судя по всему, городской малый, к финалу песни, бросает, здраво рассудив, что лучше ему поступить по совету своей деревенской возлюбленной. Поэтому песня завершается такими строчками:
За деревнею береза
Во поле стоит.
А на этой, на березе
Труп её висит.
Эти строчки Бабушка пела с какой-то особенной интонацией, долженствующей отразить, видимо, страдания главной героини таким образом, чтобы слушателю было понятно, что и исполнительница не понаслышке знает, что значит труп брошенной девушки в конце народной песни про любовь. Мы с братом и сестренки, принимавшие участие в исполнении песен, всегда ждали этого момента с замиранием сердца, глубоко понимая отношение бабушки к ним и их содержанию. Но особое удовольствие нам доставляло не синхронное повторение вместе с Бабушкой последних роковых слов, а возможность некоторой вариации. Поэтому, стараясь копировать Бабушку в интонации, с такими же, как у нее, полными трагизма минами мы исполняли облюбованные нами варианты развязки. Например, я пел «А на этой, на березе, трубочка висит…», а Радик пел «… тумбочка висит…». Были и еще варианты, но это уже не важно. Самым интересным была для нас реакция Бабушки: надо сказать, что у этого куплета был повтор, и если в первый раз Бабушка готова была списать наши «тумбочки» и «трубочки» за оговорку, то когда она слышала их второй раз, она легонько отталкивала нас руками, обиженно повторяя: «Идите, идите вы от меня!». Мы тут же на все голоса начинали каяться: «Бабушка, не обижайся, не обижайся, ба!», и Бабушка, конечно, прощала нас, но всякий новый раз, мы проделывали с ней тоже самое. Иногда, она отпрашивалась у нас куда-то на 15 минут и возвращалась через час повеселевшая и какая-то совсем другая. Вот тогда Бабушка брала реванш за наше святотатственное отношение к её священной песне. Видя, что наша няня навеселе, мы тотчас обступали ее и уговаривали что-нибудь спеть с нами; она не отказывалась, ложилась на кровать, по-мужски положив обе руки под голову:
– Ну,