Ночь Ватерлоо. Алексей Поликовский
легкой кавалерии дивизии Старой гвардии Лефевр-Дэнуэтт молодым человеком трижды записывался в армию, но его каждый раз, против его воли, выкупали родители – почтенные торговцы сукном хотели, чтобы их сын получил хорошее образование в колледже. Революция спасла Лефевр-Дэнуэтта от наук – в семнадцать лет он окончательно выбрал путь, вступив добровольцем в пехоту, и с тех пор только и делал, что воевал. Шарль Анжелик Юше Лабедуайер, бывший адъютант маршала Ланна, дважды раненный, командир полка, под Греноблем – первым крупным городом на пути Наполеона с Эльбы – перешедший на его сторону и давший в руки Наполеону полковое знамя, которое тот торжественно поцеловал – вступил в армию в двадцать лет и с тех пор воевал от Польши до Испании. Генерал Луи Демишель в шестнадцать лет участвовал в итальянском походе Бонапарта – походе разутых и раздетых оборванцев с ружьями на плечах и с революцией в головах; сейчас ему было тридцать шесть, и после итальянской он не пропустил ни одной кампании. Ограничимся здесь этой краткой, но многое объясняющей выборкой, перечислять военные биографии десятков и сотен других офицеров было бы слишком долго.
Такие люди, как генерал Брайер, вступивший на военную службу взрослым человеком в тридцать один год, были белыми воронами в обществе этих пропахших порохом решительных людей, воевавших чуть ли не с детства. Но и у генерала Брайера, воевавшего с 1800 года, хватало военных впечатлений, полученных при Аустерлице, в Испании и в Германии.
4
Маленький человек с оливковым цветом лица (некоторые, однако, говорят, что он почти всегда был бледен), зорким взглядом и энергичным жестом, герой великих битв, владелец треугольной шляпы и знаменитых «сапог итальянской кампании», которые он то терял, то находил, зачаровывал меня в те далекие годы, когда вся моя маленькая детская жизнь делилась на-двое, словно свет и тень. Тенью был мир, называемый теперь «реальным», мир прочной советской мебели, черно-белого телевизора, иссушающей мозги школы, мир кондовый и дубовый, бессмысленный и лживый, в котором я не хотел жить. Другой мир, который сейчас назвали бы «виртуальным», сиял восхитительным светом у меня в душе, и в этом мире блестящий человек в сером сюртуке бил на полях сражений многочисленных тупых, косных, напыщенных и лживых людей, которых и я встречал в жизни. Я читал и перечитывал книгу Тарле в голубом твердом переплете с золотым тиснением на обложке. Наполеон восхищал меня красотой своих жестов, драматической позой и героической жизнью. Один против всей Европы, герой против посредственности, ясный ум против косности всеобщих понятий – он был так непохож на унылых политиков настоящего, погрузивших мир в скуку, так непохож на жестоких правителей недавнего прошлого, опутавших Европу колючей проволокой и уставивших ее концлагерями. Время Наполеона было чистой романтической мечтой, люди вокруг него – пестрый