Великий Кристалл. Памяти Владислава Крапивина. Коллектив авторов
принес домой пепел Брогана, спрессованный в серебристый кирпич размером с ладонь, сверху в него был вплавлен кристалл гемосталя, а по периметру было написано «et iterum fugere», «снова полечу» на латыни.
Мапа положил металлический блок на стол между нами, мы смотрели на него и молчали. Во мне будто проломили черную дыру размером с этот кирпич, края ее ломило, а изнутри сочился ледяной холод. Я смотрел на навсегда покрасневший, оплавленный по краям гемосталь и думал, что через два года придет и мой черед ложиться в гнездо управления Ядром, чувствовать, как на голове и вдоль спины закрепляют контакты, ждать пока на них подадут напряжение и думать о том, как здесь умирал в момент крушения корабля первый Томилин ― капитан, с костей которого потом соскоблили достаточно генетического материала, чтобы родились мы, и горели тут снова и снова…
Мы молчали, все пятеро на силовой стене, держащей купол поля. И уходили оттуда вместе, хотелось даже взяться за руки ― плоть к плоти.
– Надо бы Дилиона навестить… ― сказал Микаэль, мы все сейчас об этом думали. ― Каково ему сейчас-то? Лежит, под себя срет, да? Дей, чего твоя мапа говорит-то ― он вообще никогда ходить не сможет? Совсем? Чего он, болван, полез на ту скалу-то?
– Несчастный случай же. Конец сезона, скоро большая охота, он в разведку вызвался.
– А под скалой было гнездо снарка… Дилион арбалет взвел, за стрелой потянулся и не удержался. А вниз там почти четыре метра…
– Упал прямо на снарка, в которого стрелять собирался. Спину переломал и ему и себе. Килограммов сто туша, потому и едим мясное так рано в этом году.
– Ну хоть так, ― через силу засмеялся Микаэль. ― Хоть такая польза…
– Мы домой, ― сказали Эрик и Эйден. ― Мама борща наварила. Дей, она тебя велела на обед зазвать. Пойдешь?
Я должен был пойти к Дилиону, я знал, что должен ― как друг, как брат, как товарищ. Чувствовал, что ему, моему другу, другому варианту моего «я» нужно, чтобы я пришел, пошутил с ним, рассказал о похождениях Тристана, о том, как охота еще не прошла, а везде уже готовят еду из добытого им снарка…
Но я хотел увидеть Илонку и пошел есть борщ, хотя и голоден-то не был.
Илонка ― особенная. Она родилась, когда корабль проходил в Ухо Господа, ее первый вдох совпал с входом в серое ничто. Три месяца межпространственного туннеля, потом десять лет космического полета ― единственный ребенок, маленькая неспящая фея среди полутора тысяч меняющих фазы сна и бодрствования колонистов и экипажа. Говорят, ее очень любил капитан Томилин ― катал на плечах по гулким металлическим коридорам, учил читать, сочинял ей смешные детские стишки.
«Как у солнышка Медузы наедимся кукурузы, распакуем наши грузы и айда стирать рейтузы» ― Илонка мне показывала листочки, исписанные моим же почерком, с картинками редкого безобразия, я тоже так рисую. Горы, домики, солнышко в небе, по цветочкам скачет лысая девочка с бантиком, предположительно сама Илонка.
Ее мать погибла