Ахейя. Сказка, рассказанная в лифте. Наталия Ермильченко
на стене: «Федор Лошадиныч, овес подорожал!» А Федор Ло… то есть Коныч овес вовсе и не любил, а любил почему-то «Правила пользования лифтом».
Он многое помнил наизусть. Например: «Не открывайте двери в шахту, пока не убедитесь, что кабина перед вами».
На его памяти кабин сменилось несколько, и каждая следующая оказывалась теснее и как-то хуже предыдущей. Только правила утешали Федора Коныча своим постоянством. Все, однако, шло к замене теперешних лифтов на новые, с автоматическими дверями, а такие двери в шахту вручную не откроешь. Это что ж – и правила тогда другие повесят?
Федор Коныч подергал ручку дальнего лифта – надежно ли закрыто? – и неожиданно убедился, что кабина перед ним. В ней было темно. Там, где угадывалась надпись, висело облако дыма. Из дыма глядели на него два глаза – кажется, нечеловеческих.
– Так не бывает! – сказал Федор Коныч и захлопнул дверь.
Он был абсолютно прав, ибо знал свой подъезд наизусть, как «Правила пользования лифтом».
На всякий случай, Федор Коныч перечитал их. Слова остались прежними. Тогда он нажал кнопку «Вызов» и снова дернул ручку.
Дым колыхался, застилая то один глаз, то другой.
– Едете? – спросили из кабины.
– Доброго здоровья! – озабоченно сказал Федор Коныч. – Выходите скорее! Пожар тут у вас. Возгорание.
– Как пожар? Нет ничего! – отозвался голос из лифта.
– Да вон же у вас дым перед глазами плывет!
Дым взметнулся кверху и принял очертания знаменитой вечно-падающей Пизанской башни. Очертания Федор Коныч узнал сразу, потому что и прежде видел, по телевизору. В ужасе подумал он, что башня все-таки упала и рассыпалась, и призрак ее кто-то собирается везти к себе домой. Зачем забрали его из родного города Пизы? И как уместили в лифте – или был он с самого начала небольшим?
– Растрепался немного, с утра побегать пришлось, – пояснил как бы призрак таким голосом, который призрачным никак не назовешь. – А лифт исправен. Поехали, Федор Ло… то есть Коныч.
«Пизанскую башню» поставили прямо, и Федор Коныч одобрил про себя эту позицию. Он, к тому же, в призраков всерьез не верил. «Должно быть, из молодежи кто-то едет, – подумал он. – Они что только с волосами не делают». Немного мешали два странных глаза, которые блестели, как шурупы из нержавеющей стали и неторопливо моргали. Но Федор Коныч избегал подниматься на восьмой этаж пешком, потому что считал себя уже не очень молодым человеком.
Он ступил одной ногой в нелюбимую кабину и молвил, обращаясь к попутчику:
– У вас глаза помоложе, чем у меня, пенсионера. Где тут «Вызов диспетчера?» Надо сказать, чтоб лампочку ввернули.
Призрачное строение рассеялось, образовав химическую формулу поваренной соли, написанную прописными буквам: NaCl. Этого Федор Коныч совсем не ожидал, однако формулу вспомнил и невольно зауважал незнакомца за образованность.
– Трос крученый! – заворчала «формула». – Им уж говорили. Диспетчер там поменялся. Прежняя-то быстро присылала, а эта неизвестно еще когда раскачается. А своих лампочек у нас нету. Да я вас так отвезу, ничего. Не проедем ваш восьмой этаж.
– Вы разве монтер? – спросил Федор Коныч, стоя между светом и тьмой.
– Нет, не монтер. Лифтовой.
– Как? – переспросил Федор Коныч.
– Лифтовой. Не слыхали разве? В доме – домовой, в лифте – лифтовой…
– Я, понимаете ли, в этот дом одним из первых въехал, – вежливо сказал Федор Коныч.
– И я одним из первых. Как лифт пустили, так с тех пор и живу. Только кабины другие были. Натуральное дерево.
– Как же, – кивнул Федор Коныч. – И зеркала были. И лифтершу первую знаю хорошо. А лифтовых не было никогда. Про домовых не говорю, это, я извиняюсь, несерьезно.
– Ну-ну, давайте, – обиделся лифтовой. – Да я другого и не ожидал…
Тогда Федор Коныч убрал ногу из кабины и обратился за поддержкой к «Правилам пользования лифтом». Однако знакомая табличка ничем не поддержала его, потому что слова на ней странным образом изменились. Первым пунктом значилось теперь следующее: «Жил в одном городе хороший человек Ленюшка Мамохин».
– Это вы – Мамохин? – опешил Федор Коныч.
– Вахрамей меня зовут. А там, в той кабине, Шуроня. И на свету нас не видно, чтоб вы знали, да и в темноте не полностью. И не надо, не в этом дело. Только если б у вас в доме лифтовых не было, как вы говорите, может, и лифты бы давно не ходили; они только чудом работают. А в общем, не хотите ехать – не надо.
Федору Конычу стало неловко, что его так долго уговаривают.
И он добровольно закрыл за собой сперва железную дверь, потом обе створки внутренней двери лифта. Мир исчез. Остались только тускло светившаяся формула поваренной соли, да металлический блеск двух глаз. Кнопки пропали из виду вместе с остальным миром, но лифт сам собой начал подъем. Вот в щели между створками промелькнул бледный свет – миновали