Ахейя. Сказка, рассказанная в лифте. Наталия Ермильченко
фонари зажгли. Так печально светили они среди темных деревьев на пустые аллеи, что хотелось немедленно убежать домой и напиться горячего чаю – и лучше всего с пирогом. Представил себе Ленюшка, что стоит где-то впотьмах машина его поливальная, перепуганная, бездомная, никому не нужная. И хорошо еще, если цела!
«Ох, тошненько!»
Завздыхал он и побрел по чернолесью от одного фонаря к другому. Кружил, кружил по каким-то дорожкам, и на такую вдруг набрел картину. Под одиноким фонарем сидел на лавочке человек и перекладывал книги с правой стороны на левую. Дело нехитрое, но ему, видно, нравилось. И каждую-то книгу он к свету поворачивал, листал, начинал читать, а потом, вроде как опомнившись, откладывал.
Ну, Ленюшка постоял, посмотрел – что ж: охота человеку ночью в парке книги перебирать – и ладно. Он в компанию навязываться не собирался, решил только мимо по аллейке пройти. А чудак-полуночник, душа книжная, едва Ленюшка с лавочкой его поравнялся, как встрепенется вдруг. Одну книгу выронил, другую схватил… а дальше свет фонарный вроде зеленым стал. И погас.
– Как! – испугался Федор Коныч. – Это что же – покушение на жизнь? Значит, не стало больше в том городе хорошего человека Ленюшки Мамохина? Ну, знаете, молодые люди, мало того, что в темном лифте возите, так еще и сказки рассказываете с плохими концами!
Он забился в угол и еще раз попытался вспомнить «Правила пользования лифтом», но вспоминалось почему-то, как бывшая лифтерша Клавдия говорит: «А у меня в молодости глаза были с поволокою…».
– Да вы ж не дослушали! – сказал Шуроня. – Очнулся он. Подумаешь, книга.
Очнулся Ленюшка – думал сначала, что в парке на лавочке. Потом понял: нет, в комнате. Темновато в ней было, как в парке, а в щель над дверью проникал свет – почти как от фонаря. И лежал Ленюшка не на лавочке, а на диване, кожаном, гладком, только если по краю рукой провести – трещинки нащупывались. Ничего вроде не болело, разве что в затылке все время урчало и голова сама собой то приподнималась, то опускалась.
Ленюшка полежал-полежал, уже очнувшись, и неожиданно подумал: «Ахейя!» Подумал и сам испугался: ох, тошненько, видно, здорово его книгой по голове хватили…
Комната была незнакомая, вся заставленная старинной мебелью. Буфеты с резьбой наверху, комоды, украшенные фигурными планочками. В полумраке казалось, что они дышат.
За стеной что-то постукивало, и шел странный разговор.
Один голос объявил:
– Дырка!
А второй на это:
– Нету!
А первый тогда:
– Барабанные палочки!
– Тоже нет…
Первый сказал:
– А у меня зато есть. Дедуля! Надо же – и дедуля мой!
– Не может быть, чтобы вам так везло. Это вы специально себе подобрали.
А первый голос на это:
– Бог – не Микишка, он видит, у кого шишка. Дальше поехали. Неваляшка!
А второй:
– Снова