Венецианский аспид. Кристофер Мур
еще одного бедственного мезальянса, как это случилось у Отелло и Дездемоны, старик измыслил загадку. Каждый соискатель руки Порции должен выбрать один из трех ларцов – золотой, серебряный или свинцовый. После чего ему дается ключ, и если в ларце обнаруживается портрет Порции, они могут пожениться. Если ж нет, ухажер отваливает и никогда уже не возвращается. За всем процессом надзирают стряпчие Брабанцио, у которых все его имущество на балансе – та его часть, то есть, что не завещана Дездемоне.
Яго попятился и рухнул в кресло; его правая рука выследила и захватила в плен полупустой кубок с вином.
– И как, по мысли Брабанцио, эдакое испытанье может уберечь его дочь от замужества с каким-нибудь негодяем? Выбор металлического ящика?
– Он намеревался надзирать за этим делом самолично – а ларцы-де сообщат девице иллюзию того, что он вручил выбор судьбе.
На загорелом лбу Яго забилась жилка. Когда он заговорил, голос его звучал размеренно, и он пристально следил за Бассанио – не пугает ли часом юношу.
– Стало быть, даже Порция не знает, что в ларцах?
– И никто из стряпчих. Брабанцио сам опечатал замки, личной своею печатью. Только он сам знал, в каком из них выигрыш.
– Жалкий полоумный дрочила! – проскрипел Яго. Затем – Бассанио, мягко: – Благослови его Господь и смилуйся над душою его.
– Аминь, – выдавил Бассанио, склонив голову. – Упокой, господи, душу его – и мою вместе с нею, когда я приду к нему в темные земли смерти. Лишившись любви моей Порции из нехватки трех тысяч дукатов, я пойду и лучше утоплюсь.
– Дороговато что-то, – заметил Яго, приподняв исшрамленную бровь. – Я б тебя утопил за половину… нет, за треть этой суммы.
– Он по ней довольно-таки сохнет, – пояснил Антонио. – Три тысячи дукатов – это цена, кою должен уплатить ухажер за право открыть один из ларцов.
– Лишь за возможность, – взвыл Бассанио.
– Загадку мы решим, не успеет он за нее взяться, – произнес Яго. – Даже если это будет означать, что некоторых стряпчих нужно убеждать металлом не столь драгоценным, как золото. Дайте ему денег, Антонио.
– У меня их нет. Все мои активы сейчас в море. Прибыль я получу лишь через несколько месяцев.
Сломанная бровь Яго вновь приподнялась и опала, словно крыло хищной птицы, заходящей на посадку.
– Напомните-ка мне, в чем ваша доля в нашем предприятии?
Бассанио уронил голову, отягощенную горестью, на руки.
– Порция достанется какому-нибудь старому богатею, а я пойду и немедля утоплюсь в день их свадьбы.
Яго встал и зашел Бассанио за спину, взял юношу за плечи и приподнял со стула, могуче тряхнув его.
– Ну и глупый же ты господин![19]
Оказавшись в крепкой хватке Яго, Бассанио беспомощно глядел на друга своего Антонио.
– Это жить глупо, когда жизнь стала пыткой[20].
– А что, любовь – не пытка, коли человек не умеет любить себя? Не об утопленье речь веди, а об утоленье жажды своего сердца действием. Набей
«Отелло», акт I, сц. 3, пер. М. Лозинского.
Там же, пер. О. Сороки.