Хазарянка. Влад Ростовцев
тебе самому надобен! Не ведаю, по каковой причине, а не усомнюсь: запугать его мечтаешь и к чему-то принудить, выгодному для тя…
Огорчил ты мя, Вершило! В душу мою, ранимую, высморкался! А ведь я, наивный, доверчиво распахнул ее пред тобой, и зря! Впредь не распахну, даже не надейся! Не бывать отныне прежнему моему доверию!
В иное время Вершило расхохотался бы в полный глас, услыхав о наивности Твердилы и наличии души у сего заядлого палача – сидеть бы ему на колу и корчиться! А не ощутил он в тот миг позывов к смеху. Ведь рушились его планы! И превозмогая себя, изобразил он смущенную улыбку, произнеся:
– Твоя взяла! Точно слукавил я. Винюсь! В заблуждение ввел. Однако, Отчизны ради! Выслушай мя, не гневаясь…
Твердило молча кивнул, явно нехотя и чисто из учтивости, уж не распахивая свою израненную душу, поруганную чуждыми соплями. И Вершило стал объяснять, что намылился оболгать беспримерного вятича во имя Отчизны и потаенных интересов внешнего сыска Секретной службы…
XI
Применительно к высоким материям, себестоимость отмщения начальствующим – с попутной изменой Родине, исчислить куда сложнее, нежели, к примеру, себестоимость сладострастия. Ибо, помимо иных факторов, существенно рознятся риски, а мало радости – оказаться на костре, пройдя пред тем семь кругов допросов с пристрастием. Впрочем, милосердие ромейского правосудия порой простиралось столь, что сожжение за государственную измену могло быть заменено – при особливых заслугах пред следствием, на повешение, исполненное высокой гуманности, с добросовестно намыленной петлей.
Посему и оказалась щедрой на эмоции деловая полемика меж искусителем Сирросом и искушаемым Агафоном!
А ране первый упросил второго смилостивиться и заменить индивидуальный домашний дипнон совместным – в таверне из дорогих. Уведомим, что граждане Ромейской империи довольствовались, как правило, двумя трапезами в сутки: утренней – плотным аристоном из нескольких блюд, и вечерней, еще плотнее, именуемой дипноном. А обед они обычно «оставляли врагу».
– Я ведь и собирался предложить тебе посидеть с добрыми винами. Понеже растрогали мя твои душевность и самобичевание вслед проигрыша. За самое сердце проняли! Ведь редко встретишь столь искренних! К тому же, я выиграл днесь солид и семиссис. Вот и решил подбодрить тебя дипноном за мой счет, гульнув на целый солид, а оставшуюся половину оного приберегу для иной игры. Да не успел огласить…
И надолго призадумался Агафон, с виду прикидывая, не отказаться ли. Дале огласил:
– На целый солид, баешь? Вижу, щедр ты, и имеешь уважение к старшим. Пожалуй, соглашусь… Однако предупреждаю: из рыбного приму токмо пять порций осетровой икры. Остальное – мясное: предпочту копченые свиные рульки – три порции, говяжью вырезку и ветчинку самого тонкого нареза. Из птичьего закажешь мне печеную утку – не зря ее нахваливают все приплывающие в Авидос, и лучше бы – сразу две, дабы не напрягаться тебе,