Ты меня любишь. Кэролайн Кепнес
ногами. Теперь я тебя слышу. Ты не знаешь, что приготовить на ужин. В холодильнике лежат стейки из лосося, но они замороженные – тебе нужна новая морозильная камера, хочешь посмотреть на мою? – и вот ты снова консультируешь Меланду. Не пиши ему. Ты все прекрасно знаешь. Если ты ему нравишься, он сам тебе напишет, а если нет – тем хуже для него. Она спорит (я ее не слышу и слышать не желаю), а Суриката на кухне хлопает дверцей шкафчика. Раздраженно. Ты просишь Меланду подождать и поворачиваешь голову.
– Номи, дорогая, ты будешь на ужин лосося?
– Когда это я хотела на ужин рыбу? Этому лососю уже лет сто. И давай я сразу скажу: нет, я не хочу курицу по-мексикански.
Ты смеешься – тебе тоже надоела курица по-мексикански – и вздыхаешь. Быть мамой, готовить каждый день много лет подряд и устать от своей же любимой курицы – ох, понимаю…
Суриката хлопает другой дверцей.
– Может, на гриле что-нибудь пожарить?
– Почему бы и нет… А ты уже проголодалась?
Суриката пожимает плечами – мол, кому какое дело – и уходит в свою комнату, прихватив пакет чипсов. Ты снова подносишь к уху телефон, и я сочувствую Меланде – ведь у нее-то на ужин, наверное, безглютеновая пицца с цветной капустой.
– Извини, – говоришь ты, – я тебя слушаю.
Тебе приходит сообщение, ты его читаешь и тут же отправляешь ответ. Тебе пишет тот, кто пил пиво у тебя дома? Ты продолжаешь давать советы Меланде, а как же мы? Когда ты расскажешь подруге о лучшем в твоей жизни поцелуе? И кто, мать его, пил это гребаное пиво?
Молочная кислота уже растекается по моим остывшим мышцам, однако сердце мое горит, а ты вздрагиваешь и встаешь. Войдя в кухню, ты толкаешь раздвижную дверь, она поскрипывает (надо наведаться к тебе с банкой смазки), а я терпеть не могу тишину, поэтому опять надеваю наушники. Сэм Кук пытается меня утешить; впрочем, он зря старается. Сделав наклон вперед, я тянусь кончиками пальцев к носкам кроссовок, кровь приливает к голове, и хотя музыка заглушает шум окружающего мира, она не может заглушить тревожный сигнал, звенящий в моей лимбической системе. По рукам и ногам бегут мурашки, волосы на затылке встают дыбом, словно тысяча крошечных солдатиков. Бей или беги. Я медленно поднимаю голову – чутье меня не подвело. Я не один. Неприятель в метре от меня. Вооружен рюкзаком, смартфоном и двумя самыми опасными боевыми установками – глазами, следящими за мной из-под некрасивых круглых очков.
Это твоя дочь. Суриката.
7
В передачах про животных именно так и погибает лев. У него нет естественных врагов, и только назойливый человек, задавшийся целью нарушать законы природы, стреляет в короля джунглей.
– Вы же в курсе, что это мой дом? – спрашивает она.
Я закрываю глаза. Боже, прошу. Пожалуйста, не убивай меня сейчас.
Суриката застывает на месте. Никаких эмоций. Никаких движений.
– У вас все хорошо?
– Почти, – говорю я. – Мышцу свело.
Она кивает. Рассеянно. Хороший знак.
– Тут