Второй шанс. Алексей Борисов
Родители смотрели на него с тревогой, но вопросов не задавали. За последние четыре года он ни разу не делился с матерью и отцом своими переживаниями, понимая, что напрасно загрузит их негативной информацией.
Реально помочь ему они всё равно не смогли бы. Отец как замкнулся в узком мирке своей кафедры, так и не выбирался оттуда в сложный, резко изменившийся и продолжавший меняться большой мир взбаламученной страны. Он всю жизнь трудился в одном и том же институте, теперь редко покидал пределы микрорайона и привык довольствоваться тем, что имел. Мама год назад вышла на пенсию и полностью сосредоточилась на ведении домашнего хозяйства.
Дима был единственным ребенком в семье и, кажется, не вполне оправдал родительские ожидания. Конечно, как все любящие мама с папой, они считали его безусловно умным и способным мальчиком, могущим добиться многого. Надеялись, не скрывая этого, что пойдет по отцовским стопам. В таком случае поддержка ему была бы обеспечена. Но Дима чувствовал себя бесконечно далеким от экономической теории, которая вдобавок рассыпалась прахом от столкновения с нынешней практикой.
Они и без того тяжко переживали мое расставание с Алиной, не стоит подбрасывать им новую тему, вяло размышлял он. Де-юре он, между прочим, оставался женатым человеком, но де-факто они с супругой решили пожить раздельно. Когда Дима переступил порог квартиры с двумя баулами и вывалил это известие, мама долго плакала, а отец как-то по-стариковски сгорбился, но промолчал.
– Что у вас про Югославию говорят? – спросила мама за чаем.
Дима сразу вспомнил Лёниного мужика в кепке.
– У нас об этом вообще не заикаются. Думаю, в других редакциях тоже.
– Но война будет?
– Может, и будет, – равнодушно ответил Дима, размешивая ложечкой содержимое кружки.
– Жалко. Разобьют всё, разрушат, – сказала мама.
В молодости она посетила Белград, Сараево, Сплит и Дубровник по туристической путевке.
– Не наше это дело.
Балканская повестка явно не трогала сотрудника новостей.
– Ты с Вадиком давно разговаривал? – осторожно поинтересовался папа.
Вадиком звали Диминого сына – прелестного белокурого малыша с васильковыми глазами. Он был в курсе, что у папы очень много дел, и поэтому тот не ночует дома, зато появляется по воскресеньям с гостинцами.
– Звонил ему в понедельник вечером с канала, – сказал Дима.
«Сошлись бы снова, а?», – прочел он в маминых глазах. Чай почудился ему приторным до омерзения, хотя были там, как обычно, только два кусочка сахара.
– У тебя с деньгами как?
Этот мамин вопрос явно оказался лишним. Дима скривился, как от зубной боли, и сообщил, что денег ему хватает.
– Сегодня позже вернусь. Надо побыть до эфира, – предупредил он, поднимаясь из-за стола.
– Выперли Маляву. Такая она, жизнь-жестянка, – промолвил Стас Омельченко с каким-то мазохистским удовлетворением.
– Как