Сталинград. Энтони Бивор
Сезон осенних дождей и распутицы начался еще до середины октября. Немецким грузовикам, подвозившим боеприпасы и продовольствие, нередко не удавалось добираться до наступающих войск, поэтому пришлось реквизировать в радиусе сотен километров panje повозки (словом panje нацисты презрительно называли сначала польских, а затем и русских крестьян), телеги, запряженные одной лошадью. В некоторых местах, где не хватало деревьев, чтобы мостить дороги, вместо них использовали трупы русских солдат. Немецкие пехотинцы нередко теряли сапоги, завязнув в грязи по колено. Мотоциклистам то и дело приходилось слезать с мотоциклов и толкать их вручную. Командиры, у которых не было недостатка в подчиненных, чтобы вытащить их машины из любой грязи, сокрушались, что им приходится воевать в таких условиях. И все боялись морозов, которые должны были ударить в самое ближайшее время. Немцы понимали, что время работает против них.
Наступающие германские части сражались умело и храбро. 14 октября 10-я танковая дивизия и дивизия СС «Рейх» вышли на историческое Бородинское поле, покрытое пашнями и березовыми рощами. Они находились всего в 110 километрах от западной окраины Москвы. В тот же день в 160 километрах к северо-западу от столицы 1-я танковая дивизия захватила город Калинин, мосты через Волгу и перерезала железную дорогу Ленинград—Москва. Тем временем на юге танки Гудериана пронеслись мимо Тулы, угрожая советской столице с юга.
Этот тройной удар на Москву поверг Кремль в панику. Вечером 15 октября иностранным посольствам было предложено готовиться к эвакуации в Куйбышев. Берия также начал эвакуацию своего ведомства. Сотрудники НКВД забрали с собой некоторых заключенных, в числе которых были и военачальники, так нужные сейчас на фронте, однако их по-прежнему жестоко пытали, выбивая абсурдные признания. В подвалах Лубянки расстреляли 300 человек… Однако в конце месяца Сталин приказал главе НКВД остановить то, что сам Берия называл «мясорубкой». Советский вождь был готов и дальше расстреливать «трусов и предателей», но на какое-то время его перестали интересовать вымышленные Берией заговоры. Сталин даже назвал их вздором.[77]
Он хотел знать, что на самом деле происходит на фронтах, и тем не менее тех, кто осмеливался докладывать правду, обвиняли в паникерстве. Советскому вождю становилось все труднее скрывать свою тревогу. Он опасался, что Ленинград падет, и главной его заботой стало выведение оттуда войск, чтобы они помогли спасти Москву. Муки голодающих жителей окруженного города волновали Сталина не больше, чем Гитлера.
В то время прошло лишь одно обнадеживающее известие. Дивизии Красной армии, размещенные на маньчжурской границе, начали прибывать под Москву. На самом деле два первых сибирских стрелковых полка вступили в бой с дивизией СС «Рейх» под Бородином, но в целом потребовалось несколько недель, чтобы перебросить основную массу подкреплений с Дальнего Востока по единственной железной дороге – Транссибирской магистрали. Советский резидент в Токио Рихард Зорге
Приводится у Волкогонова.