Сталинград. Энтони Бивор
свыше 50 000 советских граждан в немецкой форме. Одних принудили перейти на службу к врагу голодом и истязаниями в лагерях военнопленных, другие сделали это добровольно. Многие немецкие документы свидетельствуют о мужестве и стойкости в боях на заключительном этапе этих «хиви»,[3] сражавшихся против своих соотечественников. Нет нужды говорить, что, когда стали известны масштабы измены, НКВД и его руководителя Берию охватила мания подозрительности.
Данная тема до сих пор остается под строжайшим запретом в современной России. Полковник-пехотинец, случайно оказавшийся моим попутчиком в поезде до Волгограда (бывшего Сталинграда), сначала наотрез отказался поверить в то, что хотя бы один русский согласился надеть немецкую форму. В конце концов его убедило то, что я рассказал о продовольственных сводках 6-й армии, хранящихся в немецких архивах. Его реакция была весьма любопытной для человека, несомненно, ненавидящего Сталина за чистки в Красной армии. «Они больше не были русскими», – тихо сказал полковник. Это замечание практически полностью совпало с формулировкой, которой за 50 лет до него пользовались в донесениях со Сталинградского фронта в Москву Щербакову о «бывших русских».[4] И по сей день отношение к Великой Отечественной войне остается почти таким же непреклонным, как и в ту пору.
Повествование о ярости в бою, безжалостности и трагедии раскрывается подчас с неожиданных ракурсов. С немецкой стороны самым поразительным аспектом является не столько известная тема участия вермахта в военных преступлениях, которую все так же горячо продолжают обсуждать в современной Германии. Гораздо важнее смешение причины и следствия, особенно смешение политических взглядов и их последствий. Немецкие войска в России, что подтверждают многочисленные письма из Сталинграда, пребывали в полной моральной растерянности. Задача покорения славянских народов и защиты Европы от большевизма при помощи упреждающего удара оказалась, мягко говоря, контрпродуктивной. И по сей день многие оставшиеся в живых немецкие ветераны видят в Сталинградской битве хитрую западню, куда Красная армия заманила их чередой умышленных отступлений. Как следствие, они склоняются к тому, что стали жертвами великой катастрофы, а не ее зачинщиками.
Но одно является бесспорным. Сталинградская битва по-прежнему остается настолько идеологически заряженной и символически значимой темой, что последнее слово о ней не будет сказано еще много лет.
Значительная часть времени, посвященного исследованиям в работе над данной книгой, оказалась бы потрачена впустую, многие возможности были бы упущены, если бы не помощь и не советы сотрудников архивов и библиотек. Особенно я признателен фрау Ирине Ренц из Bibliothek für Zeitgeschichte в Штутгарте, герру Майеру и фрау Эрхардт из Bundesarchiv-Militararchiv во Фрайбурге, фрау Штанг и другим сотрудникам Militargeschichtliches Forschungsamt – библиотеки в Потсдаме, Валерию Михайловичу Румянцеву из Военно-мемориального центра Вооруженных сил Российской
От нем.
Донесение Добронина Щербакову, 8 октября 1942 года. ЦАМО, 48/486/24. Л. 81.