Мракадемия. Ирмата Арьяр
конечно! Я припустила что есть духу. В таверне полно народу, не посмеет мстить. И где-то там Белла!
– Скажи хотя бы свое имя! – донеслось мне вслед, но я уже ступила на лестницу и, конечно, ничего не ответила.
Даже если бы захотела, не могла я признаться, что настоящего имени у меня нет, только домашнее прозвище. И как им представиться, если с легкой руки мачехи люди зовут меня Злолушка?
Глава 2. Злолушка
Каждый раз, когда у меня спрашивают имя, хочется куда-нибудь провалиться. Так получилось, что я его не знаю. То есть, свое настоящее, истинное имя, данное в храме силой Всеблагих и записанное в книге рода.
Злые люди, за которыми далеко ходить не надо, живущие тут же в доме, за стенкой (сводная сестра) и этажом ниже (мачеха), утверждают, что мое имя нельзя ни произносить вслух, ни записывать, ни читать – настолько оно страшное, как и я сама.
Когда я смотрю в зеркало на своем комоде, протирая с него пыль, или в начищенный Беллой до блеска серебряный поднос, то отлично вижу: врут злые языки, вовсе девушка в отражении и не страшная. Черноволосая, с прямым носом, светлой кожей и легким румянцем. И – главное мое украшение – с ярко-зелеными глазами. И фигура у меня не безобразная. Правда, слегка суховатая, но были бы кости…
Но слухи обо мне и правда ходят жуткие.
Судите сами. Во-первых, мама умерла, едва успев произвести меня на свет. Во-вторых, когда меня через три дня после рождения принесли в храм Всеблагих на священный обряд Имянаречения, то священник, едва успев произнести данное ему в божественном откровении имя, вдруг покрылся язвами, побагровел и тоже умер.
Писарь – единственный, кто сумел разобрать звуки данного мне богами имени сквозь предсмертный хрип священника – записал услышанное в метрическую книгу. Но у него тут же отнялись рука и язык. Сгинул в монастыре.
И это не все. Говорят, что храмовый служка, попытавшийся на следующий день по просьбе моего отца прочитать в книге, как все-таки зовут единственную дочь и наследницу виконта Виннер, ослеп в тот же миг, а потом спился и умер, утонув в канаве.
Мне отчаянно не верилось, что все эти сплетни правдивы. Когда я подросла достаточно, чтобы самостоятельно искать истину, то немало потрудилась, разыскивая оставшихся в живых свидетелей. И вот что выяснилось.
Священник, по слухам, любил выпить, не гнушался экспериментальными магическими винами и вполне мог задохнуться от приступа аллергии.
Писарь, вероятно, получил инсульт, придя в ужас от внезапной смерти брата по вере.
А слепота храмового служки наверняка вызвана болезнью на почве затяжных строгих постов – бедняга был религиозен до фанатизма и истязал себя нещадно.
Однако, это еще не все факты.
Храм, где хранилась приходская Книга живых и мертвых, сгорел тем же летом от удара молнии. Даже камни треснули и обвалились. Так как здание было изнутри щедро обшито редчайшими породами резного дерева, то остался от него только фундамент, а от многовекового архива – лишь пепел, не подлежащий магическому восстановлению.
Но