На светлой стороне. Юрий Быков
явила из-под платья изящную по малости и стройности ступню (при этом большой палец оказался кокетливо приподнят).
– Для начала разрешите представить: Орест Сергеевич Савойский, живописец.
Полный мужчина поклонился, но по его встревоженно-растерянному лицу было ясно, что сейчас ему не до церемоний.
– Весьма рад, – пробормотал он и с напором взглянул на Фёдора Леонидыча:
– Так проясни же ситуацию!
– Что ж, если коротко, то мы возвратились из небытия, а, проще говоря, воскресли из мёртвых, как бы фантастически это ни звучало!
Настя снова побледнела:
– Господи, у меня ещё теплилась надежда, что это не так… Теперь её нет…
Савойский тоже сделался бледен:
– Позволь! Мы что, мертвецы?!
– Нисколько! Как учёный я всегда утверждал, что представления человечества о жизни и смерти слишком примитивны! Да, тело бренно, но сознание – нет! И в некоторых обстоятельствах ему возвращается утраченное обиталище.
– Но это немыслимо! – воскликнул живописец.
– Это факт! И мы тому подтверждение! Тело состоит из набора или сочетания огромного числа молекул, астрономически огромного, но конечного и вполне определённого. Эта совокупность, разумеется, распадается после акта, называемого смерть, но она вполне может и восстановиться! Будь на то лишь побудительные моменты.
– Какие же, например? – спросил Николай с совершенно спокойным видом, за которым, однако, пряталось волнение, выдававшееся редким подергиванием щеки.
– Мне трудно говорить обобщённо, но в нашем случае этому послужил некий всплеск сознания там – в околоземной оболочке, чему, в свою очередь, способствовало некое действие, предпринятое здесь – на земле.
– И вы знаете, какое? – снова спросил Николай.
– Всё очень прозаично. Это было вывешивание на солнце, видимо, для просушки, принадлежавших нам когда-то одежд. Пребывавшее в забытьи сознание интуитивно потянулось к этим, так сказать, родным предметам, каковым движением и запустило процесс восстановления прежних молекулярных соединений, то есть восстановления тела. Вот мы потихоньку, пока сознание просыпалось, и заполнили одежды собой. А босы мы потому, что обувь в этом процессе никак не участвовала: её просто не сохранилось – ни здесь, ни вообще где-либо…
В комнате стало тихо, как под водой. Каждый вёл мысленный диалог с самим собой, убеждая принять услышанное. Но разве был иной выход? Следуя руслом этих мыслей, учёный произнёс:
– Да, господа, мы уникальны! Сколь долгим будет наше нынешнее земное пребывание – не знаю. Возможно, под действием каких-либо факторов начнётся распад молекулярных соединений, и, значит, возвращение к исходному состоянию. Однако, теперь мы мудрее, и прежнего взгляда на это как на трагедию у нас не будет. Впрочем, вы, – он кивнул в сторону Насти и Николая, – в прошлый раз, погибнув в крушении поезда, так и не успели ничего пережить. А вот я, пару лет спустя умирая от пневмонии, мучился от осознания своего ухода… Впрочем, не менее