Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983. Михаил Лифшиц
называл это эпикурейством, хотя и в виде стремления к лучшему27. Когда я ругал его за то, что он много пишет, он однажды робко сказал: «Я знаю, что я плохой писатель, и я, конечно, хотел бы быть лучшим писателем, но всё-таки не таким хорошим, как Вы, чтобы не писать ничего». Мне иногда и у нас молодые люди говорят о каком-то «уникальном» влиянии, но мне кажется, что это не реальная величина, а просто вакуум, отсутствие действительно необходимого влияния, реально ощущаемое. Во всяком случае, благодарю Вас за возможность поговорить о самой интересной вещи на свете, т. е. о самом себе.
Перехожу к практической части. Ваше предложение принимается. Вы и Ваша милая учёная Ружена28 вполне компетентны подвергнуть меня необходимой редакции. Пожелания мои сводятся, прежде всего, к тому, чтобы Вы приняли во внимание ту редакцию, которую я придал книжке об эстетике Маркса в немецком издании. Статья о пятидесятилетии Маркса там очень хорошо пришлась к месту в качестве заключения. Она более всего мною исправлена.
Далее, необходимо повсюду удалить следы «культа личности». Их, правда, немного – настолько немного, что в 1949 г. мне было даже предъявлено обвинение в том, что я «не опирался на Сталина», а всё же есть. В данном случае соображения исторические не могут иметь значения. Нужно следовать нашему сегодняшнему партийному правилу. Кроме того, я хотел бы выбросить или сократить то, что относится к немецкому гитлеризму – понятно, что в начале тридцатых годов было уместно об этом писать так пространно, а сегодня это уже ни к чему. Посмотрите, пожалуйста, нельзя ли несколько сократить места декларативные и, может быть, слишком крикливые, обычно в заключительной части старых статей – таков был обычай времени и лёгкий пафос молодости. Боюсь, что некоторые из этих деклараций, например, в конце статьи об эстетике Гегеля, будут теперь уже звучать банально. Не забудьте, что в те времена вся фразеология была другая и попытка связать коммунизм с гуманистическим идеалом, нравственная критика капиталистического общества – всё это звучало весьма дерзко, а иногда и влекло за собой сложные последствия. Теперь-то, увы, всё это уже болтовня. Так на собственном примере научаешься с большей осторожностью судить о людях прошлого.
У меня написана сейчас довольно большая работа, более двадцати листов, на тему о происхождении и развитии идеи эстетического воспитания29. Но так как я писал её под страшным нажимом в смысле сроков и с расчётом на коллективный труд нашего сектора, то, конечно, получилась, как говорит русская поговорка, ни богу свечка, ни чёрту кочерга. Некоторые части разработаны довольно интенсивно, другие – слишком схематично. В наше издание я дал не всё, а только ту часть, которая начинается с эпохи Возрождения. Когда книга уже пойдёт в производство, т. е. будет ясно, что она печатается, я сумею прислать Вам лучшие части для перевода и включения в сборник. До тех пор мне неудобно это сделать, у нас это не принято.
К включению Мариэтты30 я отношусь вполне положительно, но как Вы думаете это соединить с историческими работами, я, честное слово, не знаю. У меня есть