Мои разные «я». Что такое субличности и как знание о них поможет проработать травмы и обрести внутреннюю целостность. Ричард Шварц
они бормотали что-то про части себя. Причем так, будто те не зависят от них и могут приказать им делать даже то, чего не хочется. Я было испугался, что грядет эпидемия диссоциативного расстройства личности, но, поразмыслив, в ужасе обнаружил отдельные части внутри себя. Некоторые показались мне крайностями.
Я заинтересовался и попросил клиентов описать их части. Они сделали это очень подробно. И даже рассказали, как те взаимодействуют. Одни воюют, другие дружат, третьи кого-то защищают. Позже меня осенило, что эта внутренняя система очень похожа на внешние отношения, изучением которых я занимался. Отсюда и название: внутренние семейные системы.
Например, клиенты говорили про внутреннего критика, который безжалостно набрасывается на них за каждую ошибку. Атака активирует часть, ощущающую себя обделенной, одинокой, опустошенной и никчемной. Это так тягостно, что на помощь спешит чревоугодие, превращающее человека в бездумную машину для поглощения пищи. Потом критик пеняет и за это, снова появляется ощущение никчемности, и так далее по кругу.
Сначала я пытался установить связь с частями, чтобы заставить их замолчать или остановиться. Например, посоветовал игнорировать критика или спорить с ним. Стало только хуже, и я не знал, что поможет клиентам победить.
Часть одной клиентки заставляла ее резать себе вены. Мы вместе весь сеанс уговаривали ее перестать, пока она не подчинилась. Я страшно устал, но был доволен победой.
На следующей встрече я увидел у клиентки огромный порез на лице. Я внутренне сжался и ляпнул: «Сдаюсь, мне тебя не победить», а часть неожиданно ответила: «А я вообще-то и не хочу тебя побеждать». Это был поворотный момент. Я сложил оружие и вступил в мирные переговоры: «А зачем ты так с ней поступаешь?» И часть рассказала мне, что старалась вытеснить сознание клиентки из ее тела во время акта насилия, чтобы она вела себя тихо и не злила преступника. Тут я стушевался и признал героическую роль части в судьбе моей клиентки. Часть разрыдалась. Все ее демонизировали и пытались от нее избавиться, и ей впервые дали шанс рассказать о себе.
Я сказал части, что ее действия ради спасения жизни женщины в прошлом были обоснованны, но зачем ей резать себя сейчас?
Часть заговорила о том, что ей надо защищать другие уязвимые части и не выпускать наружу гнев, которого еще много. Слушая, я понял, что этот Защитник живет не в настоящем, а навсегда остался в травматичных эпизодах и считал мою клиентку ребенком в смертельной опасности, хотя она давно выросла.
Я начал осознавать, что эти части не такие, какими я их воспринимал. Они как дети из неблагополучных семей, которые вместо естественных ролей берут на себя деструктивные ради защиты человека или системы. И я стал просить клиентов выслушать тревожащие их части, а не бороться с ними и поразился, как схожи их истории о роли Защитника, которую пришлось выполнять в прошлом, и как это тяжело, но необходимо