Ночная тьма. Агата Кристи
усмехнулся я, – и, разумеется, сама Грета…
– Нет, Грета не ездила, потому что… – Элли помолчала. – Кора, моя мачеха, считает, что Грета не должна ездить с нами в гости.
– Поскольку она не член семьи, а всего лишь бедная родственница? – спросил я. – Или, верней, компаньонка? Грету, наверное, обижает такое отношение?
– Но она не просто компаньонка, она мне как подруга.
– Дуэнья, нянька, наставница, приятельница – есть много слов.
– Погодите, – сказала Элли, – прежде всего я хочу сказать вам, что теперь понимаю, что вы имели в виду, рассказывая о работах своего друга. Дом действительно чудесный. Он… Он ни на что не похож. Мне кажется, что если бы мы с ним договорились, то у нас тоже был бы чудесный дом.
Она произнесла эти слова машинально. «Мы», – сказала она. «У нас». Значит, Элли специально отправилась на Ривьеру и заставила Грету устроить визит в тот особняк, про который я ей рассказывал, потому что хотела получше представить себе, что за дом построит нам в мире наших грез Рудольф Сэнтоникс.
– Я рад, что этот дом вам понравился, – сказал я.
– А чем вы занимались все это время? – спросила она.
– Работал, впрочем, это неинтересно, – ответил я. – Зато еще я успел побывать на скачках, где поставил на аутсайдера[13] все до последнего пенни и выиграл в тридцать раз больше. Видите, какой я везучий?
– Очень рада за вас, – сказала Элли, но в голосе ее не было радости, ибо выиграть, поставив на аутсайдера все до последнего пенни, – ситуация почти невероятная для людей того круга, в котором она вращалась. Не то что для моих знакомых.
– И еще я побывал у матери, – добавил я.
– Вы мне о ней почти ничего не рассказывали.
– А зачем? – удивился я.
– Разве вы ее не любите?
– Не знаю, – подумав, ответил я. – Иногда мне кажется, что не люблю. Когда человек становится взрослым, он так или иначе отдаляется от родителей. И от матерей, и от отцов.
– По-моему, вы ее все-таки любите, – упорствовала Элли. – Иначе вы бы не задумались, отвечая на мой вопрос.
– Я вообще-то ее побаиваюсь, – признался я. – Она слишком хорошо меня знает. Знает мои слабости, я хочу сказать.
– Должен же кто-нибудь их знать, – заметила Элли.
– Что вы имеете в виду?
– Кто-то из великих сказал: ни один герой не может оставаться таковым для своего камердинера[14]. Наверное, каждому из нас требуется камердинер. Довольно трудно жить, если все время стараешься понравиться всем.
– Вы умница, Элли, – восхитился я и взял ее за руку. – А вы тоже все обо мне знаете?
– Думаю, да, – спокойно и просто ответила Элли.
– Я ведь не так уж много рассказал вам о себе.
– Точнее говоря, вообще ничего не рассказывали. Вы больше отмалчивались, когда я что-то спрашивала. Вот именно. И тем не менее я, по-моему, неплохо вас знаю.
– Не уверен, – отозвался я и продолжал: – Пусть это звучит довольно нелепо, но я должен признаться, что люблю вас. Несколько запоздалое признание,
Аутсайдер – на скачках лошадь, которой не прочат победы, не фаворит публики.
Изречение, принадлежащее француженке Анне Марии Корнюэль (1605–1694), хозяйке салона в Париже, известной своими остроумными и едкими афоризмами.