Слива любви. София Осман
ограду в ожидании следующей казни.
Когда ведьму провели через деревянные шаткие ворота, людское скопище окружило помост сплошным темным пятном. Над Гревской площадью, над её мощеной кладкой, над догорающим деревянным столбом, над обугленной фигурой колдуна, напоминающей сейчас еще одну обожженную деревяшку, сырую внутри и от этого почерневшую лишь снаружи, раздавались свист, топот множества ног и крики, которые оборвались в один момент, едва с головы пленницы слетел мешок, чтобы, через мгновение, загрохотать с новой силой и еще больше стать похожими на лай собачьей своры.
– Привет!!! – закричала Анаис, медленно двигаясь к краю деревянной сцены. – О, здравствуйте! И я рада вас видеть! Здорово, что пришли! Парижская юстиция, как всегда, на высоте, – женщина задрала голову к верхушке городской ратуши. – Мой король, приветствую Вас! Гореть при Вас – большой почет! – прокричала Анаис. – Отчего же Вы спрятались за штору, мой король? Или Вы надели мантию в цвет занавесок? Вам нечего стесняться!
Молодой палач встал на колени и опустил вниз обе руки, помогая забраться на постамент грузному вельможе. Облаченный в тугие бархатные штаны, тот едва мог согнуться или присесть, отчего напоминал инвалида, которому вместо обрубленных конечностей воткнули несгибаемые палки.
– Еще немного, месье Жерар, ну?
– Не оброни меня, – кряхтел тот.
– Вам ли не знать моих крепких рук, месье Жерар? Я рубил головы всю свою юность, а это не так-то просто, – бубнил палач, подтягивая вельможу за подмышки. Снизу взмокшему от государственного бремени чиновнику помогали двое стражей. Они придерживали его и подталкивали «святую инквизицию» под тяжелый бархатный зад.
С шумным вздохом господин забрался на край «позорной сцены», куда в тот же момент с ликованием нахлынула толпа человеческих тел, напоминавшая морскую волну, задумавшую изменить напором береговой рельеф. Едва вельможа занял свое место, настроение в толпе переменилось: вместо испуганных глаз, на сцену таращились люди с остервенелыми лицами. Они с ненавистью смотрели на хрупкую женщину, едва ли напоминавшую исчадие ада.
– Смотрите, – выкрикнул кто-то из толпы, – на её губах кровь! Бог показывает её грехи! Она… она ест младенцев!
– Нет, милый, это земляника. В Бонбет, скажу я вам, отменно кормят, – рассмеялась Анаис.
– Она хотела сбежать… напала на стражника, вырвала у него сердце и съела! Мне рассказала про это его невеста! – послышалось с другой стороны.
– Она отравила графа Якоба Маро и его жену! Сжечь ведьму! – прокричал кто-то густым басом. Из толпы показался первый поднятый кулак.
– Сжечь! Сжечь! – скандировали люди.
– Месье Маро жив!
– Чудом выжил, – гудела толпа.
– Она околдовала бедняжку Маро. Сюзанна мучилась, – из толпы кинулась какая-то женщина и, упершись в стражника, стоявшего возле ступенек, развернулась. – Я видела сама, своими глазами…. С головы у нее попадали все волосы, а затем она ослепла. Её веки слиплись,