Город звериного стиля. Ольга Апреликова
налили, едва вышел с лоджии. Странно было смотреть после простора на обыкновенные маленькие вещи: чашки, печенье, конфетки. На елку в углу, обвешанную мигающими гирляндами и переспелыми стеклянными шариками так, что перекосило. И вообще грустно на нее смотреть: она же умирает. Медленно, иголочка за иголочкой, все в ней пересыхает. Это же растянутая на пару недель агония дерева, и, когда ее выкинут к мусорным бакам, осыпавшуюся, в обрывках мишуры, жизнь еще долго будет мучиться в сердечнике ствола. Он отвел глаза. Квартиранты, пара лет под сорок, москвичи, работают в нефтяном холдинге, аренда еще на год, только что подписали новый договор уже с Муром. Спокойные, вежливые; дети в интернате в Хорватии, «им не подходит здешний климат», – другая раса. Вот только кажутся какими-то маленькими. А дед, хоть и невысокий, сухой – нет. Будто он сродни тем елкам, огромным, черным, живым, – за Камой, на просторе. Такой, казалось, не растеряется ни от каких невзгод, ни от каких ветров и хаоса. Кремень.
– Ну как? – с показной нейтральностью спросил дед в лифте.
– Я люблю высоту, – так же нейтрально ответил Мур. – И оттуда вид… Просто страна бесконечности. И Кама. А дом что? Вертикальная деревня.
– Только никто никого не знает, – кивнул дед. – А вид – да-а, пространство странствий. И мытарств.
– Мытарств?
– Ссыльный край. Суровый, жестокий. Смертельный. Людей не жалеет ни в каком смысле. Тут столько народов сменилось, столько всего происходило, о чем тебе в школе никогда не расскажут, – остро взглянул дед. – Слушай-ка, внучок, пока еще не поздно, мож, купим тебе билет – и будешь сюда только туристом приезжать?
– Дед, ну ты совсем. Знаешь, мне кажется, я приехал вовсе не за бумажками… И не в ссылку. А меня как притянуло. Будто я тут жизнь себе спасаю от ерунды. Но ты прав, это такая страна… Немного страшная. Какая-то очень настоящая. Я тоже хочу стать настоящим. И в автошколу пойду, и хоть на бокс, и научусь всему – лишь бы меня тут не перемололо.
– Идеалист, – усмехнулся дед, но Мур видел, что он доволен. – Научу, чему успею, – и вдруг спохватился: – Мурашка, ох, а я елку у них увидел, так вспомнил, что завтра новый год. Пойдем с тобой за елкой? Как-никак, пацан ты еще, школьник, новый год – детский праздник… Я видел, продают на углу у новых домов…
– Деда, давай без елки. Жалко, живые ж они. Понимаю, уже посрубали их – но пусть у нас не будет.
Дед озадачился:
– А как тогда?
Елку Мур сложил каменную, из плиток разных геологических образцов, не очень большую. На табуретке, которой было лет двести, наверно, и она тоже выглядела как каменная. Дед по дороге вроде как загрустил, что они без елки, как без детского праздника, а может, ему, одинокому, хотелось именно для внучка елку – и Мур прибег к креативу. И возвел на табуретке в углу большой комнаты каменную конструкцию. Елка получилась доисторической и жуткой. Тогда на уголки плит он прилепил огарки свечек, пристроил, как игрушки, разноцветные камешки, все с приклеенными номерками, и посверкивающие