Город звериного стиля. Ольга Апреликова
родному-то внуку, – она вздохнула. – Кто еще обижаться-то должен.
Подкатил красный автобус с медведем, нарисованным на боку. Внутри народ предновогодний, и кто-то елку на задней площадке везет. И опять эта черная ведьма с лыжей, стоит посреди автобуса, всем мешает. Во рту у нее что-то светится? Да нет, показалось. Окна заиндевели. Мама вдруг, как девчонка, подышала на стекло двери, долго смотрела в дырочку. Через пару остановок они сошли, и мама сказала:
– Ой, а Разгуляй-то вон сносят.
– Что сносят?
– А казалось, он будет всегда… Вот, райончик у дамбы, весь левый край у лога. Город триста лет назад отсюда начинался.
Мур узнал горстку белых крыш черных домишек, сбившихся на пятачке между современными громадинами и обрывом в лог. Тут живет дед.
– Домишки маленькие, ветхие. Видишь, как новая-то застройка прет, город не узнать. Жить-то людям нечем, только стройкой. Заводы оборонные давно уж позаброшены. Так что и тут все застроят. Как Петра Петровича домик-то уцелел? Чудо, а то б не нашли никого. И что он не уехал отсюда за столько лет, не пойму? Ждал, наверно, когда эта земля под хибарками золотая станет, наверно, – мама все смотрела и смотрела по сторонам. – А за логом уж Мотовилиха… Все равно не жалею, что уехала. Не вернусь сюда больше. Места, где плохо пришлось, потом никак не полюбишь.
– «Плохо пришлось»?
– Дело прошлое. Надеюсь, тебя-то Урал не сожрет. Меня вон не успел, поперхнулся. И ты насовсем не оставайся. Смотри, в пять нотариат, пока еще можешь передумать, а потом – все.
– Мам, не передумаю я. У вас там дело долгое, пока устроитесь еще, пока близнецов там в школу, пока финский учить. Еврики не лишние, чтоб на меня еще тратить, на такого лося. Во-вторых, тут интересно, как в параллельном мире. Все другое. Странный город.
– Ты не представляешь, насколько, – усмехнулась мама. Она тоже знала, что без него ей будет легче. Во всех смыслах. – Ладно, твоя жизнь, сам решай, что с ней делать. Большой уже. Может, так оно и к лучшему, себя узнаешь, повзрослеешь. Деньги буду присылать. Я тебе что могла – предложила, но… Сынок, серьезно, как только что – уезжай домой.
– Что «что»?
– Если б я знала! Мало ли!
Она все нервничала. Как будто боялась этого города. А еще боялась, что Мур ее осудит. Потом он жалел, что не догадался в этот момент остановить ее и обнять. Он бы тоже на ее месте нервничал. Всю его жизнь она скрывала, что отец, оказывается, не умер. Зачем? Что, Мур бросил бы ее за малейшую обиду и помчался к папочке? Что у них там стряслось? Может – он сам и стрясся? Мало ли. И дальше бы скрывала, и он бы принимал все как данность, нет отца и нет, обычное дело, вон у половины одноклассников отцов днем с огнем не найдешь. Жизнь как жизнь.
Но осенью про отчима вдруг вспомнила та финская фирма, с которой он работал раньше, когда его предприятие проектировало и строило для финнов горнопроходческое оборудование, и предложила крутую работу на самом севере Финляндии, и можно взять с собой семью – кто ж откажется. Мама занервничала. Потому что городок этот в Лапландии,