Город звериного стиля. Ольга Апреликова
Долькином лангете. Огонь трещал. Жизнь налаживалась.
Вдруг приблизился и накатил шум поезда. Грохот и вой. Домишко задрожал, задрожали конфеты на столе, даже огонь в печке задрожал и ухнул. Казалось, поезд мчится сразу за этой стеной в выцветших советских обоях. Через минуту стихло. Долька пожала плечами.
– Ночевать будем? Мы вообще насколько? – осторожно спросил Мур.
– Как пойдет, – буркнула Долька. – К школе вернемся… Понимаешь, эту дуру упрямую из больницы забрали, и теперь житья никому нет… А родители тоже, как будто я виновата, все нудят, типа, «ты старше, ты пойми, у нее вся жизнь поломалась вместе с ногой, ты потерпи!»
– Как она вообще?
– Да нормально. Только нервы мотает всем. И молчит все время, молчит! Пиявка!
– А почему жизнь сломалась?
– Да у нее через день соревнования какие-то решающие в Москве должны были быть. Ну, по фигурному катанию. Папа столько денег вложил. Да и она сама утром и вечером, чуть ли не сутками, на этих тренировках, ее и дома не видно было, на школу почти забили, лишь бы каталась, лишь бы медальки, все для нее – и тут вот оно…
– И что, потом вообще нельзя кататься? Заживет ведь все?
– А зачем без призов кататься?
Мур удивился:
– Нравится, вот и катаешься.
– Это «нравится» денег дофига стоит. В большом спорте – теперь не догнать, нет. Все вложения обнулились. Папа бесится. А мама говорит, может, и к лучшему, а то и так она у нас ненормальная, дура упрямая, одни коньки в голове были.
– А она хорошо каталась?
– Очень, – помолчав, сказала Долька. – Тренер чуть с ума не сошел… У него-то тоже перспективы обнулились. Такие девчонки, как Галька, говорит, почти не попадаются. Ну… И все меня винят. Типа на кой мне сдалась эта Егошиха, хвостом перед тобой крутить…
– То я тоже у них виноват?
– Умом-то они понимают, что нет. А виноватых ищут. И Гальку жалко, и себя. Не могу больше их терпеть… Вот я… И сюда… Давай пересидим… Хоть пару дней.
– Ты им только напиши, чтоб с ума не сходили.
– Ты… Ты согласен?
– А чего б нет?
– Ну… Тут так… Бедно… – кажется, она собиралась заплакать. Это его-то веселая, самоуверенная, ласковая Долька! А может, у нее ко всему прочему и рука болит? – И железная дорога грохочет…
– Долька, а тут еда есть? – деловито спросил Мур.
– Откуда…
– Тогда пойдем в магазин! Гречка, молоко, все такое. Тут смотри как уютно. Бутербродов наделаем, топить будем, истории рассказывать. Поезда слушать! Всегда мечтал ощутить, как люди рядом с железной дорогой живут! Долька! Все нормально будет!
– Денег нету…
– У меня есть!
Мур хотел, чтоб Долька успокоилась. А то какая же романтика. И младшую сестру ее жалко. Мур сам лет до одиннадцати ходил на каток, вернее, его водили вместе с близнецами, тех на хоккей, а его на фигурное, потому что в хоккей таких козявок, как он тогда, ручки-прутики,