На линии огня. Артуро Перес-Реверте
надо штурмовать восточный склон, вот 4-й по мере сил и делает что может. Или что ему дают сделать.
– Надо бы наших поискать, – говорит Ольмос.
Да, конечно. Шестерым подрывникам приказано по выполнении задания соединиться со своей саперной ротой 1-го батальона, который должен взять Кастельетс. Если не сильно отклонились, соображает Панисо, городок должен быть километрах в двух впереди и справа, за сосновой рощей. Пальба там идет беспрестанная, так что сориентироваться нетрудно.
– Пить хочу – помираю, – говорит кто-то.
Все хотят. Вышли налегке и даже фляги не взяли, чтоб не звякнули ненароком. Теперь жалеют, но ничего не поделаешь, пока не отыщут воду или не выйдут к своим. Найденные в пулеметном гнезде четыре фляги повреждены взрывом – воды там осталось по глоточку на каждого.
– Хватит ныть. – Панисо снимает с плеча автомат. – Пошли.
Пригнувшись, положив палец на спусковой крючок, шестеро идут – сперва по лощинке, потом, со всеми предосторожностями, под черными силуэтами сосен. Альпаргаты ступают почти бесшумно, синие комбинезоны не выделяются в темноте.
Задувает легкий ветерок, принося издали запах пороха, который перемешивается с запахом смолы. Приплюснутые верхушки сосен закрывают звездное небо.
Первым услышал голос Ольмос. Он трогает Панисо за плечо, и оба замирают, пригнувшись так, что почти присаживаются на корточки. Всматриваются во тьму.
– Слышишь? – шепчет Ольмос.
Панисо кивает. Голос – слабый и страдальческий – звучит шагах в десяти-двенадцати, слова перемежаются стонами. «Мама… – слышится время от времени. – Мама… О господи боже… Господи… Мама…»
– Раненый фашист наверняка, – говорит Ольмос.
Панисо проводит ладонью по лицу:
– Как догадался, что это фашист?
– Да ну, не знаю… Зовет Господа и маму.
– А кого ему, по-твоему, звать? Пассионарию?[7]
Мгновение они стоят молча и неподвижно. Прислушиваются.
– Надо подойти да глянуть, – говорит Ольмос.
– Зачем?
– Убедиться, что это фашист.
– Ну убедишься. Дальше что?
– Да ничего. Добьем и дальше пойдем. И может, у него фляга есть.
– А может, и граната.
Ольмос задумывается, меж тем как вокруг него стоят в ожидании четыре темные фигуры.
– Ну так что решим? – говорит кто-то.
– Я фашистов убиваю в бою, – отвечает Панисо. – А на то, чтоб раненых добивать, имеется эта мразь из второго эшелона. Ополченцы, которые сражаются за Республику в борделях и в кафе.
– Ладно-ладно, можешь не продолжать, – говорит Ольмос. – Сообщение принято.
Панисо медленно выпрямляется:
– Пошли дальше. Поищем этот городок, будь он неладен.
Шестеро продолжают путь, удаляясь от того места, где все слабее слышится, а потом и вовсе замирает голос. Панисо идет впереди, держа наготове автомат и вглядываясь во тьму.
– Самое