Женщина в белом. Уилки Коллинз
которая была на ней в тот день, когда я увидел ее впервые. Но теперь к шляпке была прикреплена вуаль, скрывавшая от меня ее лицо. За мисс Фэрли бежала маленькая итальянская левретка, постоянная спутница всех ее прогулок, обернутая в красивую красную материю, которая защищала нежную кожу собачки от холодного воздуха. Хозяйка, казалось, не обращала внимания на свою левретку. Она шла вперед, слегка склонив голову и спрятав руки под пелерину. Мертвые листья, подхваченные очередным порывом ветра, как и утром, когда я услышал о ее помолвке, теперь кружились у ее ног, то взметаясь, то падая, пока она прогуливалась в бледном свете угасающего заката. Левретка дрожала и прижималась к ее платью, желая привлечь внимание хозяйки. Но та по-прежнему не замечала ее. Она все дальше и дальше уходила от меня, а мертвые листья все кружились на дорожке перед ней, пока она совсем не скрылась из глаз, а я не остался один на один с моим растерзанным сердцем.
Через час я закончил работу. Солнце уже скрылось за горизонтом. Я взял в передней шляпу и пальто и выскользнул из дому никем не замеченный.
На небе собирались тучи, с моря дул холодный ветер. Берег был далеко, но шум прибоя, долетавший через вересковую пустошь, с монотонной унылостью отбивал ритм в моих ушах, когда я входил на кладбище. Кругом не было ни души. Оно показалось мне еще более пустынным, когда я выбрал место, откуда мог наблюдать, и стал ждать, устремив взгляд на белый крест, возвышавшийся над могилой миссис Фэрли.
Кладбище располагалось на открытом месте, что заставляло меня быть осторожным в выборе места для наблюдения.
Главный вход в церковь был устроен со стороны кладбища. Церковная дверь была защищена притвором. После недолгого колебания, причиной которому стало врожденное отвращение скрываться, подобно вору в ночи, как ни необходимо это было для моей цели, я наконец решился войти в притвор. В его боковых стенах были проделаны узкие, похожие на бойницы, окна. Через одно из них я видел могилу миссис Фэрли. Через второе – каменоломню, возле которой был построен дом причетника. Передо мной, прямо напротив притвора, как на ладони открывался вид на кладбище, обнесенное низкой каменной стеной, и узкую полоску порыжевшего холма, над которым неслись тяжелые, подсвеченные лучами закатного солнца тучи, гонимые сильным ветром. Не видно было ни одной живой души, ни одна птица не пролетела мимо меня, не лаяла даже собака из дома причетника. Паузы между унылым ропотом волн заполняли унылый шелест деревьев над могилой мисс Фэрли и тихое журчание ручейка в его каменистом русле. Печальное место, печальный час. Уныние с каждой минутой все больше овладевало мной в моем укрытии.
Сумерки еще не сгустились, небо окрашивали отблески закатившегося солнца. Прошло чуть более получаса моего одинокого дозора, когда я услышал чьи-то шаги и голос. Шаги приближались из-за церкви, голос был женский.
– Не беспокойтесь, милочка, о письме, – говорил голос. – Я благополучно передала его мальчику, он без слов взял его. Он пошел своей дорогой, а я