Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда. Гровер Ферр

Оболганный сталинизм. Клевета XX съезда - Гровер Ферр


Скачать книгу
рое время назад мне пришло в голову перечитать «закрытый доклад» Хрущёва после довольно долгого перерыва[1]. Читая, я обратил внимание, что в примечаниях к его выступлению известный учёный-меньшевик Борис Николаевский пишет, что отдельные положения доклада далеки от истины. В самом начале своей речи Хрущёв, например, сказал:

      «Центральный Комитет партии за последнее время, особенно после разоблачения банды Берия, рассмотрел ряд дел, сфабрикованных этой бандой. При этом обнаружилась весьма неприглядная картина грубого произвола, связанного с неправильными действиями Сталина».

      А в примечании Николаевского к процитированному фрагменту отмечается:

      «Данное утверждение Хрущёва не совсем верно: расследование актов террора, совершённых Сталиным в последний период его жизни, было начато Берией… В первые месяцы после смерти Сталина Хрущёв, который теперь изображает себя чуть ли не инициатором выяснения того, что творилось в сталинских застенках, в действительности пытался всему этому воспрепятствовать».

      Что-то очень похожее писал и Дж. Арч Гетти в своём фундаментальном труде «Истоки больших чисток»:

      «Среди прочих несообразностей в хрущёвских свидетельствах – очевидная замена Ежова на Берию. Хотя имя Ежова изредка упоминается, обвинения в столь многих преступлениях и репрессиях были выдвинуты против Берии; между тем до 1938 года последний занимал пост регионального партсекретаря. Далее, во множестве сообщений говорится, что полицейский террор стал спадать как раз тогда, когда в 1938 году Берия пришёл Ежову на смену. Как столь беззастенчиво Хрущёву удалось подменить в своем докладе Ежова на Берию? Что ещё он мог затуманить? Во всяком случае, не так давно приведённая в исполнение Хрущёвым и тогдашним руководством казнь Берии превратила его в удобного козла отпущения. Разумеется, использование имени Берии в чисто конъюнктурных целях бросает тень на добросовестность других хрущёвских утверждений» (выделено мной. – Г. Ф.)[2].

      Словом, я стал размышлять над тем, что, опираясь на документы из когда-то наглухо закрытых советских архивов, а теперь приоткрывших свои двери для историков, можно проделать исследование и найти в докладе Хрущёва чуть больше ложных «разоблачений» Сталина.

      Фактически же мне удалось сделать совсем другое открытие. Из всех утверждений «закрытого доклада», напрямую «разоблачающих» Сталина или Берию, не оказалось ни одного правдивого. Точнее так: среди всех тех из них, что поддаются проверке, лживыми оказались все до единого. Как выясняется, в свой речи Хрущёв не сказал про Сталина и Берию ничего такого, что оказалось бы правдой. Весь «закрытый доклад» соткан сплошь из подтасовок такого сорта. И это – тот самый доклад-«подвиг», за который Таубман превозносит Хрущёва до небес! (Разумеется, сей пулицеровский лауреат достоин отдельного (хотя и несравненно более краткого) разбора его собственных лживых заявлений из статьи в «Нью-Йорк таймс», посвящённой юбилею хрущёвского доклада[3]).

      Для меня как учёного такое открытие оказалось неприятным и даже нежелательным. Моё исследование, конечно, и так вызвало бы удивление и скептицизм, если бы, как я полагал, выяснилось, например, что четверть хрущёвских «разоблачений» или около того следует считать фальшивыми. Но вот что сразу взволновало меня и продолжает беспокоить до сих пор: если я стану утверждать, что каждое из хрущёвских «разоблачений» ложно, поверят ли моим аргументам? Если нет, тогда уже не будет иметь значения, сколь тщательно и скрупулезно автор подошёл к сбору и обобщению свидетельств, доказывающих справедливость самих суждений…

      Самая влиятельная речь XX столетия (если не всех времён!) – плод мошенничества? Сама по себе такая мысль кажется просто чудовищной. Ведь дело не только в ней самой, но и в очевидных последствиях. Кому, спрашивается, захочется «с нуля» начать пересмотр прошлого Советского Союза, Коминтерна и даже мировой истории лишь потому, что это вытекает из логики выдвинутых мной умозаключений? Куда легче представить дело так, будто автор промышляет псевдоисторической стряпнёй, утаивает правду и самолично фальсифицирует то, в чём облыжно пытается обвинить Хрущёва. Результаты моих изысканий при таком подходе можно будет спрятать под спуд, и проблема исчезнет сама собой.

      Но дело ещё и в том, что автор этих строк снискал некоторую известность как за уважительное, хотя и критическое отношение к личности Сталина, так и за свои симпатии к международному коммунистическому движению, признанным лидером которого Сталин был на протяжении десятилетий. Когда исследователь приходит к выводам, которые слишком хорошо согласуются с его предвзятыми политическими пристрастиями, самое благоразумное, что можно сделать, – подозревать такого автора в нехватке объективности, если не в худшем. Вот почему мне было бы гораздо спокойнее, если из проделанной научной работы следовало бы, что только 25 % хрущёвских «разоблачений» Сталина и Берии несомненно ложны.

      Но поскольку, как выяснилось, все «разоблачения» Хрущёва в сущности неправдивы, бремя доказывания


Скачать книгу

<p>1</p>

Nikita S. Khrushchev. The New Leader. The Crimes of the Stalin Era. Introduction by Anatol Shub, notes by Boris Nikolaevsky. New York: The New Leader, 1962. Я пользовался интернет-версией этого издания.

<p>2</p>

P. 268 n. 28.

<p>3</p>

Несколько примеров. Именно Берия, не Хрущёв, освободил многих заключённых, хотя и не «миллионы», как ошибочно пишет Таубман. «Оттепель», юбилей которой он предлагает отпраздновать, началась в последние годы жизни Сталина. Хрущёв ограничил её потенциал, сузив до материалов антисталинского характера. Сталин хотел уйти в отставку в октябре 1952 года, но XIX съезд партии отказался удовлетворять его просьбу. Таубман утверждает, что Хрущёв говорил, будто он «не причастен» к репрессиям; однако в действительности Хрущёв не только не внял сталинским увещеваниям, а взял в этом вопросе инициативу, запрашивая более высокие «лимиты» на казни, чем того хотело сталинское руководство. Таубман утверждает: «Хрущёв так или иначе сохранил свою человечность». Точнее было бы сказать противоположное: Хрущёв, кажется, как никто другой, похож на головореза и убийцу.