Адам, Последний человек. Вадим Обёртышев
Забодалов, выключая телевизор
И вышел он из тени деревьев, где стоял раньше, и встал в лучах света и ожидал услышать плоды ослушания своего. И глаз не мог оторвать от того места, на котором стоял, потому что свет небесный жег его, а когда смог поднять глаза, то увидел сидящего перед ним и, надеясь на обман свой, сказал: «Я не услышал голос твой, потому что был далеко и не знал, что меня ты зовешь, а потом я уснул и не мог знать, что ты ищешь меня, и только сейчас узнал об этом».
Тогда поднял глаза тот, кто сидел, и, закрыв на мгновение лицо руками, заговорил: «Как быстро первая ложь, коснувшись ушей твоих, проникла в тебя и сползла с языка твоего, и ты, обманутый змеем, принял обман в сердце свое, и пребудет он там навечно. Теперь во лжи язык твой и в глупости содеянное тобой. Зачем ты это сделал? Чего не хватало тебе в мире, где все для тебя? Ради чего из всего, что дозволено во всем, ты выбрал каплю недозволенности и запрета? Как нашел ты оправдание содеянному и смотришь теперь на меня безвинными глазами, ответь, ибо впервые в своем творении я встретил то, чего не понимаю».
Тогда тот, кто стоял, удивившись упрекам таким, сказал: «Мне странно слышать слова о вине моей, ибо я помышлял, что во всем сущем и происходящем есть власть твоя, и не смогу я нарушить запрет твой, если не будет на то воля твоя, и не рвал я этот плод от дерева, а взял его от жены моей, не замышляя это как грех против тебя. И только сейчас появилось внутри меня, что я сделал много не по воле твоей и не должен был сделать так, как сделал. Но жена моя говорила наоборот, и что будет мне дано больше, чем то, что было».
И стало видно, что не понимает голый человек, стоящий в лучах солнца, ни деяний своих, ни слов об этих деяниях, и тогда сказано ему было: «Ты вкусил плодов от дерева добра и зла, но не узнал, что значит то и другое, а лишь сможешь теперь сам творить добро и зло, не понимая деяний своих. Поэтому теперь же смертию умрешь, как наказано мною было».
И, услышав эти слова, опять удивился голый человек и, смиренно сложив руки на груди, сказал: «На все воля твоя, но не понимаю я слов услышанных, и что значат они, потому что я могу пойти, съесть, уснуть и много другого, но не могу умереть, ведь нет такого вокруг меня, и не могу я сделать того, чего не понимаю разумом своим. И еще много во мне такого, что мыслю я в словах, изначально бывших во мне, но не понимаю в чувствах своих и не вижу вокруг себя. Скажи, где искать в себе тяжесть, боль, печаль, предательство, смерть? И не было раньше у меня интереса узнать все это, но только сейчас захотелось все это узнать».
Тогда глубоко вздохнул тот, кто в белых одеждах сидел выше всего, и не гнев, а жалость зазвучали в голосе его: «Бедный Адам, мое печальное творенье, я дал тебе дыхание жизни от души своей, но не нарек пути твоего и деяний твоих. Ты был свободен по уму твоему и чувству твоему, и не сотворил бы греха, слушая из себя самого. И ты останешься жить, но пребудет источник глупости, сотворенной тобой, во всем роде твоем, и во всех человеках будущих. Чужими языками, своими ушами и взорами, на себе подобных устремленными, будут забывать они свободу, изначально дарованную мной. Теперь сам ты встал на дорогу выбранную – дорогу искупления греха своего на кругах жизни земной. И не умрешь ты смертию, как раньше сказано было, а напротив, душа твоя будет веками пребывать среди человеков от тебя, и вечное стремление к изначальной обители твоей станет тяготеть над тобой. Будет умирать бренное тело твое и вместе с ним забудет дух твой весь путь, уже пройденный. И, родившись вновь, опять пойдешь прочь от меня, глядя по сторонам и слушая вокруг себя. Но будет наступать время, когда поворотятся глаза вглубь души твоей, и увидишь там себя, каким ты сотворен был, и услышишь голос сердца своего.
И если хватит сил повернуть с бездумной дороги всех, то только спину увидят те, кто рядом с тобой, и будут камнями и палками бить в нее. А потом будут плевать в нее и бросать отбросы, становясь все злее, потому что чистым останется лик твой. Наконец удалятся они далеко от тебя, а ты от них, и будет ненависть их сердец поглощена временем. Но будет скорбь твоя велика, ибо каждый раз, делая шаг на пути ко мне, ты будешь понимать, что не хватит ног твоих и дыхания твоего, чтобы пройти до конца путь, по которому идешь, и этим будет умножена скорбь твоя. И еще многое ты будешь понимать на этом пути, и воспоминания о жизни души твоей будут приходить и тревожить тебя. А в один день ты будешь падать без сил, и к тебе подойдет та, что несет избавление от страданий, и, взяв тебя за руку, будет всякий раз возвращать туда, откуда ты пришел, своим прикосновением стирая из памяти души все пройденное и познанное на пути твоем».
Но тут прервалась речь, потому что встретились глазами тот, кто говорил, и тот, кто слушал, и стало ясно, что, слова к разуму обращенные, не идут дальше ушей, и сердце спит в колыбели непонимания. Тогда, услышав тишину, заговорил тот, кто назван был Адамом: «Я пойду по твоему велению на круги жизни земной и буду исполнять все начертанное тобою, но скажи, зачем, вспомнив себя, мне вставать на дорогу, которой не может быть конца? Мой разум говорит, что если мне не дано летать как птице, то не надо махать руками как крыльями, а надо искать другие пути в небеса, и, если позволено мне знать, что не осилить дорогу, по которой иду, зачем мне не искать другую, или не идти со всеми, куда они идут.