Адам, Последний человек. Вадим Обёртышев
очередную цепочку причинно-следственных связей. Она сидит, мы с трамваем стоим, солнце восходит, нога чешется. Это неизменное состояние окружающего мира на ближайшие несколько минут. Кто сказал, что все течет, все изменяется? Ерунда. Иногда Вселенная замирает, как для большого апчхи, и в такие моменты часто появляется Голос… но, слава богу, трамвай поехал. В этот раз Голос не успел. И хорошо, уж очень не хочется слушать премудрые поучения, особенно в общественном месте, а то ведь можно забыться, и начать отвечать, а человек, разговаривающий сам с собой, выглядит странно и подозрительно. Вдруг еще какие-нибудь знакомые рядом окажутся? Сейчас главное быстро занять голову какой-нибудь ерундой, включающей все мозговые резервы. Тогда Голос не пробьется. Он затаится, выжидая следующего удобного момента. Решать надо мгновенно. Запеть? Сплясать? Начать ругаться с отпихнувшей меня гражданкой? Это, конечно, тоже выглядит странновато, но по крайней мере больше похоже на крик души обалдевшего от мороза человека, чем на приступ шизофренического саморазговаривания. «Граждане, приготовьте проездные документы, пожалуйста!» Это как-то само вырвалось, а зря. За это ведь могут и в ментовку сдать. Но граждане пассажиры безропотно начинают рыться в карманах, доставая окоченевшими пальцами кусочки бумаги. И вдруг, о ужас! «Разрешите полюбопытствовать ваши документики!» Совсем рядом стоит и пялится через толстенные линзы очков замухрышка, которому больше всех надо. У, телескоп ходячий. Ну, сейчас начнется. «Вот, пожалуйста», – и я протягиваю ему пропуск в больницу. Книжка красная, снаружи ничего не написано, а внутри все как положено: психиатрическая больница номер семь, фотография, должность, допуск во все отделения, включая буйное, печать, подпись. «Спасибо, – громко говорит ходячий телескоп, возвращая пропуск, – у меня проездной», – и протягивает талон на прием в поликлинику при нашей больнице, на восемь тридцать, к доктору Богдановой. Молчать бы и радоваться, что обошлось, но не могу. «Товарищ, у вас билет на дирижабль, а это самолет. Придется зайти в булочную и перекомпостировать. И еще…». Но что это? Моя “баскетболистка” потеряла былой оптимистический румянец и демонстративно шарит по карманам, подготавливая почву для традиционного е7-е5 «я его куда-то дела». Теперь главное – пауза. Надо дать ей помучиться, чтобы она поняла всеми своими мячиками, что наглое отпихивание меня бедром было страшной ошибкой, и ее сейчас мало того, что оштрафуют, так еще и высадят из трамвая. А ведь достаточно было жалобно пискнуть, и я бы просто пропустил ее на это место. Ладно, достаточно. Мячи сдулись, оптимизм исчез. «Граждане, извините, совсем забыл, что с сегодняшнего дня я в отпуске, задумался, и забыл, извините еще раз, ничего проверять не буду, а те, кто еще не взял билет, передавайте, пожалуйста. И спасибо за внимание, особенно Вам». Последняя фраза с придыханием, интимным голосом, наклонившись над ухом утонченно наказанной гражданки. Это тебе не пальцы оттопыривать. Она прекрасно