Тайна Желтой комнаты. Духи Дамы в черном. Гастон Леру
чтобы обрести вас?» Господин Дарзак находился в необычайном волнении; он взял руку мадемуазель Стейнджерсон и надолго приник к ней губами; по движению его плеч мне показалось, что он плачет. Наконец он удалился.
В большой галерее, – продолжал Рультабийль, – Робера Дарзака я больше не видел – в следующий раз я встретил его уже в Гландье, после преступления, – но заметил мадемуазель и господина Стейнджерсона вместе с делегатами из Филадельфии. Мадемуазель Стейнджерсон стояла рядом с Артуром Рансом. Он оживленно что-то говорил, глаза его блестели. Думаю, мадемуазель Стейнджерсон вовсе не слушала, что говорил ей американец: лицо ее выражало полнейшее безразличие. Замечу, что Артур Уильям Ранс – багроволицый сангвинический человек и, похоже, питает слабость к джину. Когда господин и мадемуазель Стейнджерсон ушли, он сразу направился к буфету и остался там. Я присоединился к нему и помог протиснуться сквозь толчею. Он поблагодарил и сообщил, что через три дня, то есть двадцать шестого, на следующий день после преступления, возвращается в Америку. Я заговорил с ним о Филадельфии, и он рассказал, что живет там уже двадцать пять лет и именно в этом городе познакомился со знаменитым профессором Стейнджерсоном и его дочерью. Затем он принялся за шампанское, и я понял, что конца этому не будет. Когда я его оставил, он был пьян чуть ли не вдрызг.
Вот так, дорогой мой, я и провел вечер. Не знаю уж почему, но господин Дарзак и мадемуазель Стейнджерсон снились мне всю ночь; поэтому можете себе представить, какое впечатление произвела на меня наутро весть о покушении на мадемуазель Стейнджерсон. Как было не вспомнить эти слова: «Неужели мне нужно совершить преступление, чтобы обрести вас?» Но когда мы повстречали Робера Дарзака в Гландье, я сказал ему не эту фразу. Той, что мадемуазель Стейнджерсон прочла на листке и где речь шла о доме священника и свежем саде, оказалось достаточно, чтобы перед нами отворились все двери замка. Думал ли я в те минуты, что Робер Дарзак преступник? Нет, пожалуй, нет. Серьезно я тогда ничего не думал – слишком мало я знал. Но мне нужно было, чтобы он немедленно доказал мне, что не ранен в руку. Когда мы остались с ним вдвоем, я рассказал ему, что случайно подслушал в саду Елисейского дворца его разговор с мадемуазель Стейнджерсон. Услышав из моих уст свою фразу о преступлении, он растерялся, но гораздо меньше, чем когда услышал о доме священника. Однако по-настоящему его потрясло известие, что в тот день, когда он встретился во дворце с мадемуазель Стейнджерсон, она взяла из почтового отделения письмо, которое они вечером читали в саду, – письмо, заканчивавшееся фразой о доме священника. Тогда это было лишь предположение, но позже, когда в лаборатории обнаружились остатки письма с датой – двадцать третье октября, оно, как вы помните, подтвердилось. Письмо было написано и взято с почты в один и тот же день. Нет никаких сомнений, что, вернувшись из Елисейского дворца, мадемуазель Стейнджерсон решила сразу же сжечь этот компрометирующий