Ни любви, ни роботов. Артем Голиков
выгружается ещё десяток таких же.
Будь как американский беспилотник – жаль откуда-то из-за туч, невидимый, неведомый, недосягаемый. (Когда я пишу «из-за туч», не надо понимать это буквально. Имеется в виду любая естественная преграда, подвал почтовой рассылки, например.)
Кружи, петляй, уклоняйся. Не давай припереть себя к стенке. Разговор по телефону – слитый раунд. Личная встреча – проигранная схватка. Визит в офис – потеря лица.
На всей земле нет тебе союзника верней, чем юрист. Хороший юрист может бесконечно долго не пускать ролик в эфир. Смелый юрист не юрист вообще.
Работай с постпродакшен-менеджером. Он – острие копья. Важно, против кого это острие будет направлено, против тебя или против дизайнеров. Дерзкая девочка с любовью к порядку сдаст твой ролик в эфир на день раньше срока. Аутичный мальчик, просто теряя письма и путая варианты, может сделать один работу целого агентства. Пол, разумеется, не имеет значения. Важно вот что: выбирая постпродакшен-менеджера, посмотри на его руки. Если палец, которым он жмет кнопку «форвард», хорошо развит и весь в мозолях – это твой человек.
Какие идеальные каменты ни пиши, всё равно рано или поздно придёт Дедлайн.
С Дедлайном нельзя справиться, ничто не может ему противостоять.
Каждый ролик рано или поздно попадёт в эфир. (Лишь только тот ролик не попадёт в эфир, в котором содержатся признаки статьи за оправдание гомосексуализма, но это уже другая история.)
И каждый из нас тоже рано или поздно уйдёт навек в великий эфир.
И всё забудется. Забудутся твои каменты, твои взлёты и неудачи. Все эти «проверьте логотип», «лог%?.в-е)» и «хуйня». Ролики твои забудутся даже раньше, чем кончится их ротация.
Только старая яблоня над чужой могилой каждую весну будет шелестеть новой листвой, напоминая о старой загадке, ответ на которую вы только что прочитали.
Говно
Было холодно, но не внешним, а каким-то безнадёжным внутренним холодом, какой бывает на похоронах. Дрожали собаки, дрожали собачники, дрожал Иннокентьев, дуя на пальцы и не веря беде: всю ночь шел снег, и парк, над которым трудились неделями, месяцами, за одну ночь приобрёл вид, как будто здесь вообще никто никогда не срал.
– Полгода жизни коту под хвост, – подвёл черту старик Толобоев.
Бросились было навёрстывать и очень скоро поняли – безнадёжно.
Самое страшное было, что снег не унимался, тихонько подсыпая и днём, и вечером. Уже к концу прогулки свежие плюхи едва читались, а на следующий день так и вообще пропадали из виду, и всюду царила эта злая, оглушительная чистота.
– Товарищи, положение катастрофическое. Я даже не говорю о том, чтоб вернуть прежнее покрытие, нам хотя бы бегло обозначить присутствие!..
«Вернуть прежнее покрытие», – Иннокентьев едва не заскулил – сколько сил, сколько труда, денег, наконец!
Весна вышла поздней, лето дождливым, но за короткую сухую осень успели многое.
Обоссали все скамейки, фонари и урны. В безлунную