Арсен Люпен. Джентльмен-грабитель. Морис Леблан

      – Арсен Люпен, если не ошибаюсь?

      – Ошибаетесь, меня зовут Бернар д’Андрези.

      – Бернар д’Андрези умер три года тому назад в Македонии.

      – Если Бернар д’Андрези умер, то я призрак. Но это не так. Вот мои документы.

      – Это его документы, и я с удовольствием расскажу, откуда они у вас.

      – Не трудитесь! Арсен Люпен сел на пароход под фамилией, которая начиналась с буквы «Р»!

      – Очередная фальшивка, Люпен! Вы хотели навести всех на ложный след. Вы отличный игрок, старина, но удача вам изменила. Покажите же, что умеете проигрывать достойно.

      Я еще колебался. Ганимар хлопнул меня по руке, и я вскрикнул от боли. Удар пришелся по ране, которая еще не зажила и о которой говорилось в телеграмме. Что ж, пришлось смириться. Я повернулся к мисс Нелли. Она слушала наш разговор, бледная, готовая упасть в обморок. Наши взгляды скрестились, я опустил взгляд на кодак, который передал ей. Мне показалось – я был уверен, – что она все поняла. Да, за замшевой подкладкой футляра я спрятал бриллианты и жемчуг леди Джерланд и двадцать тысяч Розена, а потом перед встречей с Ганимаром вручил все ей.

      Клянусь! В самый грозный миг, когда Ганимар и двое его подручных окружили меня, мне все было безразлично – арест, враждебность толпы. Я думал лишь об одном: как поступит мисс Нелли?

      Она держала в руках неопровержимое доказательство моей вины. Что она сделает?

      Погибель придет ко мне из ее нежных рук? Она предаст меня? Погубит? Станет мстительным, безжалостным врагом? Или ее женское сердце, смягченное невольной симпатией ко мне, не забудет об этой симпатии и, даже преисполнившись презрения, найдет в себе каплю снисходительности?

      Мисс Нелли прошла мимо меня. Я отдал ей низкий молчаливый поклон. Замешавшись в толпу пассажиров, она спускалась по сходням, держа мой кодак в руках.

      «Конечно, – раздумывал я, – она не станет передавать его прилюдно. Она отдаст его потом, через час или два…»

      Мисс Нелли неловко споткнулась на сходнях и уронила кодак в воду, которая все еще разделяла пристань и пароход. Я провожал ее глазами. Изящная ее фигурка смешалась с толпой и растворилась в ней. Конец. Всему конец.

      На секунду я замер, полный печали, нежности и благодарности, и, к великому изумлению комиссара Ганимара, произнес:

      – Как же горько не быть честным человеком…