Мальчики из провинции. Виктор Некрас
делая вид, что ничего не случилось.
Случилось у Иванова с Чередой. Никиты Иванова, кузнеца с Михайлова хутора с Ганной Чередой, женой беглого малороссийского крестьянина. Все ухмылялись и делали вид, что так и должно быть.
У них – ничего не случилось.
Пока.
Пока не случилось.
Маруська, меж тем, спокойно села, откинув рогожу и, одёрнув подол, принялась прибирать волосы. Мышцы под её рубахой так и ходили, и Гришка невольно залюбовался – в её движениях ничего нельзя было угадать (просторная рубаха скрывала почти всё), но завораживало же!
Над костром комарино-тонко запищал медный котелок, вода в нем подёрнулась рябью, в огне защёлкали-застреляли сухие веточки. Вылетел из огня горячий кусочек коры, пролетел рядом с Маруськиной головой. Девчонка вздрогнула, подняла глаза и заметила взгляд Гришки.
– Ты чего? – спросила она, краснея.
– Ничего, – усмехнулся мальчишка, отводя глаза. И неожиданно брякнул. – Красивая ты.
– Иди ты! – Маруська окончательно покраснела, отвернулась и вскочила, опять одёргивая подол. Ушла к костру, твёрдо ступая босыми ногами по молодой траве, прошлогодней хвое, песку и камням. Стояла у огня, глядя куда-то за речку, на медноствольный частокол сосняка, и даже спина её выражала презрение.
Шепелёв вздохнул и тоже отвернулся. И чего его в язык ужалило? Вырвалось, словно само собой.
Ладно. Слово не воробей, вылетело – не поймаешь, жалей – не жалей.
Совсем рядом, у самого уха, громогласно и насмешливо фыркнул конь, и Гришка от неожиданности подскочил на месте. Обернулся – Шурка наезжал на него конской грудью, весело скалил зубы, цепко сидя на конской спине, гладил отцовского мерина по мягкой шёрстке, трепал гриву.
– Не спи, боярин! – и проехал мимо, едва не оттоптав Гришке ноги конём.
Боярином Шурка иногда звал друга в насмешку, но Гришка не обижался. В этом Шуркином «боярине» не было и на крупицу той злой и обидной насмешки, которую выплюнул в его сторону Молчанов со словом «барчук». Да и чего обижаться-то? Сам виноват, нечего было рассказывать, что пращур боярином был на Москве. Когда это было-то? Ещё до Ивана Грозного, небось.
Историю Гришка до недавнего времени себе представлял слабо. До тех пор, пока отец два года назад не привёз из Москвы первый том Карамзина. Гришка взял его в руки больше из любопытства, – хотелось чего-то почитать, а времени было – хоть ложкой ешь. Отец его наказал за то, что с деревенскими мальчишками у купца Быкова в Новотроицке сад обтрясли, не выпускал из дому. И чего было с тех яблок?! – вечно не дозревали за короткое лето, кислыми шли в компоты и варенья! Чужое всегда слаще! А краденое – и вовсе мёд!
Отец, узнав, что дворянский отпрыск тряс яблоки наравне с холопскими детьми, рассвирепел. Отпрыска выпороли как следует, отец даже и мачеху слушать не стал, хотя прежде она не раз спасала пасынка от порки. Потом отпрыска отец запер дома и любимых Бёрнса с Эксквемелином отнял. Тогда и занесло любопытного дворянского сына к отцу в кабинет. Гришка открыл первую страницу