Проклятие чёрного единорога. Часть II. Евгения Преображенская
с горечью подумал брауни, из последних сил вытягивая очередную гласную букву.
«У» получилась у него подозрительно схожей с завыванием волков. От этого книжнику сделалось не по себе: как бы страх не превратил его в волколака. Он жалобно оглянулся на друга. Вид громадного тролля вселял некоторую надежду на благополучный исход.
– Не ссать! – ободряюще гаркнул Гвирдр Драйгр вместо припева к песне, текст которой в нескромных выражениях прославлял необъятные достоинства тролльских женщин.
После подробного описания бёдер ему оставался предпоследний куплет о сладких грудях-тыковках и глазах – серых, как пасмурное небо над морем Гуру̀б. Этот романс он сочинил сам ещё в пору лихой морской юности и в честь весьма определённой особы. Её звали Пу̀мпель Гѝдрефкоф. Тролль был так влюблён, что намеревался не только жениться на девушке, но даже переименовать в её честь свою шхуну Ветер Ха̀рма.
Нехитрая поэзия помогла ему завоевать сердце Пумпель. Но её семья воспротивилась союзу, и пути молодых разошлись. С тех пор минуло немало лет, и ещё больше дорог было исхожено. Любовь не перенесла разлуки, но песня сохранилась и неизменно приносила удачу.
Правда, применял её тролль всё больше на прекрасных тролльских девах, а не на голодных волчицах. Но сейчас, когда весь его репертуар был исчерпан вкупе со здравыми решениями, оставалось надеяться лишь на удачу. И напоследок вспомнить весёлые деньки.
Где-то теперь та курносая хохотушка с волосами цвета осенних листьев? Наверняка вышла замуж за какого-нибудь капитана или купца и стала хорошей матерью ораве зеленопузых малышей… если, конечно, научилась готовить. Ах, каким преотвратительным кашеваром была его милая Пумпель!
– Почему они не боятся нас? О, Единый, славим тебя… – в ритме гимна простонал Григо Вага.
– Боятся, ещё как, якорь им под хвост! А то бы давно сожрали! – заверил его тролль.
– И долго ли нам взывать к справедливости? – пропел мракоборец.
– Давай ещё мха в огонь, – порекомендовал Гвирдр. – Серые не любят дыма…
– Да кто ж его любит?! – хрипло крикнул юноша, утирая слёзы.
Слёзы проступили у него со страху, но едкий дым оказался весьма уместным оправданием. Григо наклонился к земле и с ужасом осознал, что мха почти не осталось, лишь жалкие клочки зеленели ещё под копытами лошадей. Весь лесной ковёр был содран до самого гумуса.
Юноша распрямился, чтобы сообщить об этой неприятности спутникам, но песнь его оборвалась криком ужаса. Вместе с ним завопил маленький брауни. А волки глухо зарычали и, о чудо, вдруг разбежались в стороны…
Поменявший направление ветер смёл не только дым, но и большую часть серой стаи. В образовавшемся промежутке показался высокий силуэт всадника. Выступившая из ночного леса лошадь походила на воплотившегося из дыма демона: на месте глаз темнели пустые провалы, гигантская пасть напоминала змеиную, а грива дыбилась острыми шипами. Сам наездник скрывался в