Политическая наука № 4 / 2012 г. Мировая политическая динамика. Иван Чихарев
судить об общественных изменениях, а тем более об уровне развития, вглядываясь только в события одного дня. Равным образом нелепо прикладывать мерку развитости, например – модернизованности, к каждому нашему слову, жесту и действию в политике или же приписывать этим словам и жестам, как это нередко делают самонадеянные политики, значение исторических («судьбоносных») перемен.
Освоение темпоральности, способность переходить из одного диапазона в другой расширяют не только индивидуальное ви́дение исследователя, политика или гражданина, но и наши общие горизонты мировой динамики.
Как только рядом со словом «масштаб» появляется слово «горизонт», так появляется подсказка, что масштаб может меняться в зависимости от широты горизонта. Вообще понятие горизонта или широты ви́дения, кругозора, мыслительной перспективы шире всего используется в немецкой научной традиции и выражается словом Horizont.
Для Освальда Шпенглера, например, широта или узость горизонта были важным отличием западной или современной картины истории от традиционных. Он писал: «Что, однако, всецело отделяет античную и индийскую картину истории от китайской и арабской, а с еще большей резкостью – от западной его картины – это узость горизонта. То, что могли и должны были знать об истории Древнего Египта, они никогда не допускали в свою собственную картину истории, замыкавшуюся для большинства из них событиями, о которых были в состоянии поведать старейшие из ныне живущих: эта картина устанавливала, даже для светлейших греческих умов, Троянскую войну как рубеж, по другую сторону которого никакой исторической жизни просто не должно было быть» [Шпенглер, 2003, c. 28].
С точки зрения Шпенглера, «это расширение исторической картины мира побуждает современную культуру, причем с куда большей настойчивостью, чем это случалось с какой-либо другой, тщательно различать повседневную установку большинства людей и ту максимальную установку, к которой способны лишь величайшие умы и которая, правда, даже в них реализуется лишь на какие‐то мгновения» [Шпенглер, 2003, c. 29]. Данное обстоятельство ведет к существенным социальным следствиям, поскольку «с подъемом фаустовской культуры высочайшие из возможных установок так укрупняются и углубляются, что круг тех, кому они остаются доступны, постоянно сужается… Но при этом между людьми западной культуры возникает барьер взаимного непонимания по жизненно важным историческим вопросам, роковой непреодолимости которого, несомненно, не знала ни одна другая культура» [Шпенглер, 2003, c. 30].
Идея горизонта используется Шпенглером не только для противопоставления современного и несовременного восприятия истории, но и для вычленения отдельных уровней исторического сознания. По его мнению, «…с конца барокко в нашей картине мира отдельными друг от друга слоями (уровнями. – М.И.) размещаются уже несколько горизонтов, для исследования которых сформировались отдельные