Падшие ради света. Легенды Пурпурного Города. Маргарита Кристэль
не так больно. Она ощущала лишь ледяную пустоту да тонкое покрывало снежинок, что оседали на волосах и покрывали влагой лицо, смешиваясь со слезами. Сквозь эту ломкую призму смотрела она вокруг и никого не видела. Если взгляд вдруг фокусировался на редких прохожих, разум поражала мучительная мысль о том, почему все эти люди так невозмутимы. Почему они продолжают идти по своим делам? Почему здания и деревья продолжают стоять на своих местах? Почему снежинки продолжают кружиться в воздухе, срываясь с неба, такого холодного и равнодушного? Почему все идет своим чередом, когда совсем рядом, в этом городе, прямо у нее дома, происходит такое чудовищное, вопиющее зло? Почему и за что она и ее близкие страдают, а другим хоть бы что? Почему люди так безразличны друг к другу? Прямо как это низкое зимнее небо – олицетворение космической отчужденности и ничем непоколебимого равнодушия.
«Ничто на свете не было так бесчувственно, цинично и коварно, как это серое небо…»
Эти вопросы тупой болью прорезали сердце, и лед раскалывался. Александрина словно пробуждалась от летаргии, и пробуждение было полно горечи. Она вдруг отчетливо понимала, что с ней случилось самое страшное, что может случиться в жизни: самый близкий человек смертельно болен, и ты не в силах ему помочь. Она устремляла взгляд на равнодушные небеса, прорезанные черными голыми ветвями, и пыталась различить там присутствие Того, Кто смог бы ниспослать ей хотя бы крохотную частицу утешения. Но она ничего не различала. Ей казалось, будто она осталась одна в захваченном безжалостным холодом городе, который перестал казаться ей родным и милым сердцу. Она будто бы попала в свой собственный Сайлент-Хилл. Сайлент-Хилл, где вечная зима и где обитают те, кому нет места на уютном деревянном чердаке под названием «нормальная жизнь» с ее такими обыденными, но такими безопасными заботами.
Этот иллюзорный город кишел кровожадными чудовищами, одно из которых напало на Зельду и сейчас, в эту самую секунду, пьет ее жизнь глоток за глотком. А она, единственная внучка, несмотря на всю свою любовь и преданность, ничем не могла ей помочь. Она от всей души хотела бы, чтобы бабушка прожила еще долго-долго, но была согласна хотя бы на пять лет, хотя бы на год. Она с радостью отдала бы ей это время, вычтя его из своей жизни. Но серое небо молчало, и никто не спешил провести эту сделку.
Однажды ей пришло в голову, что все дело в том, что она просила не в том месте. Каждое утро она говорила себе, что сегодня же после школы пойдет в церковь, поставит свечи и от всей души горячо и страстно попросит Бога о том, чтобы он сохранил бабушке жизнь. Но раз за разом она сворачивала в противоположную от церкви сторону и брела куда глаза глядят. Она боялась идти туда в одиночестве и ненавидела себя за это. В той нормальной жизни, которая теперь казалась сном, она часто бывала в церкви с мамой и бабушкой или с одной из них, но без сопровождения