Номер 16. Адам Нэвилл
его странным сном и почему-то имеющее отношение к миссис Рот.
Выйдя из автобуса, Сет доковылял от угла Гайд-парка до Лаундес-сквер. Пот заливал лицо, он снова пропитал насквозь рубаху и джемпер на спине. Из пор выделялось столько липкой жидкости, что даже подкладка пальто успела отсыреть, пока Сет втащился на верхнюю ступеньку служебного входа. Каждый шаг отдавался взрывом в голове и ударом в нижней части спины, прерывистое дыхание больно клокотало в горячих легких, но он все равно накурился до тошноты.
– А-а-а, – простонал Сет, зажимая ладонями горящие уши, когда появился Петр.
– Ты не поверишь, что сегодня произошло. Теперь разразится большой скандал. Этот Джордж отправился «бомбить», когда должен был сидеть в здании. Не могу же я отвечать за весь дом, пока он пропадает где-то целую вечность…
Сет свернул на лестницу и спустился к комнате для персонала, сжимая руками голову и хрупкий, но невыносимый груз внутри. Менингит. Наверное, ткани мозга воспалились и давят на стенки черепа. Голос Петра преследовал Сета.
– Придется ему заплатить за свою отлучку. Ведь у нас в контракте сказано, что служащим запрещено зарабатывать в других местах, помимо дома. Это же просто несправедливо. Почему он себе позволяет…
Ночью Сет запросто может умереть в своем кресле за полукруглой конторкой. Вдруг тот сон был прелюдией к коме? Да, он довел свой разум до полнейшего истощения, медленно разрушал себя, пока не осознал, что в существовании больше нет смысла, и вот теперь природа стремится избавиться от него, чтобы освободить других от тяжкого груза. Сет захихикал, затем зашмыгал носом.
В комнате для персонала он разделся до трусов и носков и над раковиной обмыл торс холодной водой, затем бумажными полотенцами вытер подмышки, шею и поясницу. К тому моменту, когда Сет облачился в униформу – серые полиэстеровые брюки, белую синтетическую рубашку, пуловер, галстук и темно-синий блейзер, – все тело снова было липким от пота.
Сет потушил свет и прилег на маленькую кушетку рядом с кулером. Прихлебывая горячий лимонный напиток, напичканный парацетамолом, Сет дожидался начала смены.
Следующие несколько часов болезнь не давала ему что-либо делать, только существовать внутри ее. Сет раскачивался в кресле из стороны в сторону, стискивая ладонями пылающее лицо. Яркие лампы в холле обжигали глаза, булькающие радиаторы угрожали обратить тело в пепел. Накрывшись своим пальто, Сет то и дело проваливался в беспамятство.
Вскоре после полуночи портье почувствовал в здании чье-то присутствие. Будто бы некто чужой, запертый на ночь вместе с ним, скользил по полу, бесцельно бегал вверх-вниз по лестницам и время от времени переезжал на лифте с этажа на этаж. Так мог бы вести себя заскучавший неугомонный ребенок, оказавшийся в большом доме.
Полчаса спустя Сет с трудом выдернул себя из кресла. Он слышал шорох одежды и топот быстрых маленьких ног. До сих пор звуки раздавались слишком далеко, откуда-то из глубины или