Прусская невеста. Юрий Буйда
текло ручьем, так что Фене пришлось усадить его за столик поближе к сливному отверстию в полу и строго-настрого запретить менять место. Когда Гриша, выкрикивая обвинения по адресу всех «больно умных» и «больно грамотных», заявил, что за обычную плату они на этих похоронах играть не согласны, черный вдруг оторвался от макарон с пивом и вмешался в разговор:
– Обойдемся и без вас.
Его попытка приподняться – вероятно, для вящей внушительности – была тотчас пресечена грозным взглядом Фени, которая, как обычно, дремала под жалобной книгой с портретом Софии Ротару на обложке, но при этом, как всегда, бдительно надзирала за каждым посетителем. Со вздохом закурив, незнакомец бросил спичку в бокал с пивом – оно вспыхнуло дрожащим голубым пламенем.
– Это как же? – язвительно поинтересовался Гриша.
И тотчас сваленные в углу инструменты вылетели из обшарпанных футляров и, повиснув в воздухе, согласно запели траурный марш Шопена. Придя в себя, музыканты бросились ловить свои трубы и тарелки, но инструменты мигом поднялись под потолок, где их было не достать.
– Итак? – задумчиво спросил черный.
– Ваша цена? – простонал Гриша.
Прокурор выложил деньги на стол.
Степан Муханов, двадцать лет странствовавший неведомо где и изредка присылавший отцу письма с обратным адресом «Сибирь, до востребования», вернулся в городок, чтобы прославиться как создатель самых кособоких в мире гробов и самых ненадежных в мире лодок. Он наотрез отказался взять деньги за домовину для Буянихи («Только не подумайте, пожалуйста, что я бессребреник, боже упаси! Просто это не тот случай: ведь уже сегодня все будут знать, что я взял деньги за этот гроб. А мне здесь жить. Понимаете?») и предложил Прокурору выбирать изделие по вкусу.
– Берите вон тот. – Он кивнул на какое-то сооружение в углу сарая, отдаленно напоминавшее баркас. – Поди уложи такую кобылу в обычный ящик.
Прокурор договорился с Фотографом об эпитафии, которая, разумеется, должна была украсить надгробие, и Фотограф, обычно хладнокровно сообщавший клиентам, что за строку прозы на камне он берет пять рублей, а за стихотворную – червонец, отверг предложенный гонорар.
– Наградой будет результат, – пояснил он. – Пока я даже приблизительно не представляю себе, как достойно запечатлеть в нескольких строках наше представление о ее жизни: сирота, партизанка, труженица, Пенелопа, знахарка (тут Прокурор едва удержался от улыбки), возмутительница спокойствия и великая примирительница, вихрь, смерч, ураган – словом, женщина, попытавшаяся исчерпать все возможные варианты бытия… Кстати, а кто оплатит памятник? Неужели вы? Или доктор Шеберстов?
Прокурор сжал губы и зашагал быстрее.
– Не обижайтесь, – сказал Фотограф. – Пожалуй, мне не стоит браться за это дело. В конце концов, все, что мы можем сказать о ней, вмещает одно слово – «Буяниха». И что тут добавишь?
Вита