Мерзкая плоть. Ивлин Во
и подбирая партнеров для партии в бридж.
За две минуты до того, как пароход должен был отойти, когда уже раздавались вокруг первые предупредительные свистки и возгласы, по трапу поднялся молодой человек с чемоданом. Ничего примечательного в его внешности не было. Он выглядел в точности так, как выглядят подобные ему молодые люди; свой чемодан, до противности тяжелый, он нес сам, потому что у него не осталось ни одного франка да и почти никакой другой валюты. Он прожил два месяца в Париже, где писал книгу, а теперь возвращался домой, потому что сделал по почте предложение и получил согласие. Звали его Адам Фенвик-Саймз.
Отец Ротшильд приветливо ему улыбнулся.
– Едва ли вы меня помните, – сказал он. – Мы познакомились пять лет назад в Оксфорде, на завтраке у декана Баллиол-колледжа. Мне будет интересно прочесть вашу книгу, когда она выйдет, – сколько я понимаю, это автобиография? И разрешите мне одним из первых поздравить вас с вашей помолвкой. Боюсь, вы убедитесь, что ваш тесть несколько чудаковат… и забывчив. Этой зимой он перенес сильный бронхит. Дом – сплошные сквозняки, непомерно велик по нашим временам. Ну что ж, пойду к себе. На море волнение, а я плохо переношу качку. Встретимся двенадцатого у леди Метроленд, а если посчастливится, то и раньше.
Адам не успел ничего ответить – иезуит уже исчез. Вдруг голова его опять возникла рядом.
– Здесь находится одна весьма опасная и неприятная женщина, некая миссис Оранг.
Он опять скрылся из глаз, и почти тотчас же пароход заскользил прочь от пристани, к выходу из порта.
Началась качка, то бортовая, то носовая, а то пароход, весь дрожа, замирал на месте, над бездной черной воды, после чего низвергался, как вагонетка на американских горах, в безветренную глубину и снова взлетал прямо в пасть к урагану; то он прорывал себе путь, судорожно тыкаясь носом, как терьер в кроличьей норе, то падал камнем, как лифт. Этот последний его трюк доставлял пассажирам больше всего мучений.
– Ой, – стонал Цвет Нашей Молодежи. – Ой! Ой! Ой!
– Точно из тебя сбивают коктейль, – сказал Майлз Злопрактис. – Ну и лицо у вас, деточка, – оттенка нильской воды.
– Это же заболеть можно, – сказала мисс Рансибл и, что редко с ней случалось, попала в точку.
Китти Блекуотер и леди Троббинг лежали одна над другой на своих койках, содрогаясь от парика до пят.
– Как ты думаешь, неужели это шампань…
– Китти.
– Да, милочка?
– Китти, мне кажется… нет, я уверена, у меня есть где-то нюхательные соли… Китти, я подумала, тебе там ближе… А мне отсюда слезать просто небезопасно… как бы не сломать ногу…
– А ты не боишься, что после шампань…
– Но они мне нужны. Конечно, милочка, если это тебе затруднительно…
– Мне ничего не затруднительно, ты же знаешь. Но помнится, нет, я даже совершенно ясно помню, что нюхательные соли ты не укладывала.
– Ну, Китти, ну пожалуйста… тебе же будет жалко, если я умру… Ой!
– Но я видела нюхательные соли на твоем туалетном столике уже после того,