Граница безмолвия. Богдан Сушинский
уже и слушок пошел?!
– Говорят, однако. Сам слышал, – подтвердил Оркан.
– Странно. И от кого наслышан, ефрейтор?
– Солдатский телеграф. Выдавать не принято.
– Скорее всего, от фельдшера.
– От него, – тотчас же простодушно сознался Тунгуса.
– Болтливейший он человек, – незло покачал головой Загревский. – Самый болтливый из всех «граничников».
«Граничниками» служащих заставы издавна называли кочевники тундры, и слово это настолько прижилось, что все чаще появлялось даже в официальных бумагах, вытесняя привычных, уставных «пограничников».
– Но все-таки уходите? – поинтересовался теперь уже старшина.
– Не нагнетай, Ордаш. Дожить бы до корабля, мундиры с аксельбантами, – задумчиво ответил начальник заставы, поднося к глазам бинокль. – А уж удастся ли уйти с кораблём – это вопрос генштабовский.
«Уйти с кораблём», как говорили здесь, на заставе, было пределом мечтаний каждого пограничника. Судно появлялось обычно раз в году, в конце июля или в начале августа, когда Северный морской путь окончательно очищался от дрейфующих льдин. Это был специальный военно-транспортный корабль, который обходил редкие здесь, в Заполярье, заставы, вплоть до устья Лены, высаживая пограничников-новобранцев и забирая тех, кто осенью должен был демобилизоваться. А заодно пополняя запасы застав топливом, продовольствием, боеприпасами и всем прочим, что необходимо было гарнизону для суровой длительной зимовки.
На борту этого же корабля уходили офицеры и старшины-сверхсрочники, которых переводили на службу куда-нибудь «на материк», то есть в европейскую часть страны, в Среднюю Азию или на Кавказ. А на смену им прибывали служивые, которым надлежало отбыть здесь пять положенных «полярных» лет.
– И переведут вас, товарищ старший лейтенант, в Крым, – мечтательно вздохнул Оленев. Намотав на руку канат, он пытался ловить ускользавший ветер и в то же время держать курс на выступавшую из подводной гряды лагуну, в глубине которой серело здание бывшей англо-шведской пушной фактории.
– Почему именно в Крым? – поинтересовался начальник заставы.
– Море там…
– Здесь тоже море.
– Теплое море там. Теплая земля теплого моря.
– Тунгус, мечтательно бредящий теплой землей и теплым морем, – уже не тунгус.
– Мой отец говорил почти то же самое. Он говорил: «Тунгус должен жить не в тепле, а в снеге». Я никогда не был настоящий тунгус, потому что всегда мечтал стать моряком, плавать в теплых морях и жить на теплой земле, а тундра суеты не любит.
– Тунгус мечтает жить на юге и быть моряком, а моряк с юга, старшина Ордаш, спокойно приживается в тундре и мечтает переродиться в настоящего тунгуса, – иронично проворковал начальник заставы. – Мир перевернулся.
– …Не мечтает, а уже упорно перерождается в настоящего тунгусского шамана, – в том же тоне поддержал его старшина.
– Зачем о шамане говоришь, старшина?! – вдруг холодно