Семь дней в июне. Тиа Уильямс
он это понял, когда был не намного старше Тая. Тогда Шейн не знал, почему он вызывает такую реакцию, да его это и не волновало. Он просто был благодарен за то, что у него есть карта, которую можно вытащить и использовать, когда ты в отчаянии, голоден и одинок.
«Тебе кажется, я похож на ангела? Хорошо, тогда позволь мне постоять здесь, у кассы, пока сходишь за моей любимой газировкой в подсобку. Думаешь, я бандит? Хорошо, тогда найми меня ограбить твоего бывшего. Думаешь, меня можно трахать? Хорошо, тогда предоставь мне жилье на месяц».
Шейн одернул себя. Здоровые ответственные люди так не поступают.
– Я оплачу вам обеды на месяц вперед, – выпалил он.
– Что, простите?
Вот вам и «так не поступают».
– Вы принимаете банковские карточки? Я не ношу наличные – плохо контролирую импульсные покупки.
Вяло усмехнувшись, она сказала:
– Идите к нему. Он в комнате для наруши…
Прежде чем она закончила фразу, Шейн выскочил в коридор.
Шейн нашел Тая за партой в пустом классе. Мальчик отрешенно рисовал на обложке тетради. Он так исписал страницу, что рисунков было не разглядеть. Но если провести по ней пальцами, то можно ощутить бороздки от шариковой ручки. Шейн неделями наблюдал за этим его занятием. Должно быть, мальчика это успокаивает.
Тай был огромным для своего возраста – весил больше ста килограммов при росте метр восемьдесят четыре, то есть на полголовы выше Шейна. Угрюмо-застенчивый, он мгновенно разъярялся при малейшей угрозе или от смущения. Но Шейну он доверял. Шейн не ругал его за одни и те же треники и толстовку каждый день. Шейн знал, что Тай живет с тетей в наркопритоне, которым заправляет португальская банда (и что его маму и сестру в последний раз видели в Хартфорд-парке), но никогда об этом не упоминал. Шейн разговаривал с Таем так, будто они были равны.
Шейн встал напротив мальчика, прислонившись к учительскому столу, и сообщил, что уезжает из Провиденса.
Тай не поднимал глаз.
– Куда поедешь.
– В Бруклин. Там в воскресенье будут вручать премию Littie Awards, – объяснил он. – Я ведущий. И это странно, потому что обычно я не хожу на церемонии награждения.
– Почему.
– Ты слышал о Гейл Кинг?
– О ком?
– Неважно, – пробормотал Шейн. – Я туда не хожу, потому что это бессмысленно. В две тысячи тринадцатом году году Национальная ассоциация критиков присудила премию за лучшее художественное произведение Чимаманде Нгози Адичи[31], а не мне. Считаю ли я, что она пишет лучше меня? Нет. Но это все субъективно.
Тай приподнял уголок губ.
– Ты злишься.
– Да, черт возьми, злюсь, – ответил Шейн. – Потому что мне не все равно. Потребовалось нажить и потерять состояние, выслушать гадателя на картах Таро и посетить кучу заседаний Анонимных алкоголиков, чтобы наконец набраться ума и сил, чтобы произнести эти слова. Мне не все равно.
Тай понял, что его подводят к какой-то мысли.
– Ты
Современная нигерийская писательница-романистка.