Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона. Леонид Гурченко

…Гремлеши о шеломы мечи харалужными… – Мечи харалужные, но сабли каленые. Харалуг – от слова «камень». Иранск. кара – «камень»; афг. кар – «скала, гора»; словенск. кар – «высота» (отсюда Карпаты) (Мурзаев, 1984. С. 591 – «Хара»2. С. 255 – «Кар»3). Сканд. sax – «меч»; верхн. – герм. sahs – «меч»; лат. saxum – «камень, жертвенный (каменный) нож». В «Слове о полку Игореве» Днепр пробил «каменные горы», а в «Задонщине» Дон – «харалужные берега». Таким образом, харалуг – это не металл меча, а эпитет меча «священный». Ср. сочетаемые др. – русск. слова с мечом: Божий, духовный (меч). «Эпитеты в древности неотъемлемы от оружия» (Одинцов, 1985. С. 109).

Были сечи Трояни, минула лета Ярославля, были плъци Олговы… – Мы восстанавливаем сечи подлинника вместо вечи первых издателей. Подлинник обозревал Н. М. Карамзин и оставил свидетельство, что там стояло сечи, а не вечи (Щепкина, 1957. С. 91).

Сечи Трояни. – Сеча, рукопашный бой, битва, или сражение холодным оружием (Даль, 1998. С. 382). Ср. в Лаврентьевской летописи о битве Ярослава и Мстислава: «бе гроза велика и сеча силна и страшна» (ПЛДР, 1978. В лето 6532. С. 162). Обращает на себя внимание объединеие автором мифопоэтического образа Трояна с историческими образами Ярослава Мудрого и Олега Тмутороканского по одному признаку – участие в сечах. Поэтому «лета Ярославля» – не отношение к «векам Трояня», а период правления Ярослава, в котором происходили такие значимые события как сечи, большие и сильные битвы. Кстати, если бы в подлиннике читалось не «сечи», а «вечи», то должна бы стоять правильная форма множественного числа от слова «век» – «веци» (Соколова, 1990. С. 357, № 123). Мы знаем, что Ярослав и Олег участвовоали в сечах во главе войска, будучи правителями. Однако что́ сохранила память русских людей о Трояне в последней четверти XII в., в качестве кого он участвовал в сечах, разгадать до сих пор не удалось. Видимо потому, что дело тут оказывается не столько в Трояне, Ярославе и Олеге, а в Игоре, в его такой рати с половцами, длившейся два с полоаиной дня, о которой вообще не слыхано. По своей длительности и жестокости она превосходит сечи и Трояна, и Ярослава, и «плъци о́лговы». И всё-таки автор ничего не говорит о том, какие на самом деле события, происшедшие во времена Трояна, а затем и Ярослава, он подразумевает. Исключение сделано только для Олега в связи с тем, что его междоусобные битвы имели тяжёлые последствия для внутренней жизни Русской земли. И тем не менее, всаёт вопрос: кто был Троян? Я продолжаю настаивать, что Троян – это обожествлённый скифо-сарматский, а затем славянский Таргитай-Геракл. Только с этой точки зрения можно учесть контекст памятника и понять поэтический смысл четырёх фрагментов, в которых упоминается Троян, что не удаётся сделать с позиций существующих точек зрения. Троян – римский император Траян, русский князь Рюрик, русский князь с неизвестным именем, три брата, русские князья Кий, Щек и Хорив, город Тмуторокань (интересно, но не точно, этот город может иметь в основе имя Трояна, если он относится к «земле Трояна», но это не персонаж «Слова»), бог солнца, бог войны и ещё многое другое. Обзор гипотез о Трояне представлен в материалах Л. В. Соколовой «Троян в «Слове о полку Игореве» (Соколова, 1990. С. 325–362).

Рукопашные бои, сечи, Трояна-Таргитая-Геракла запечатлены на предметах скифского прикладного искусства. Его героизированная, побеждающая врагов и чудовищ фигура, «отразилась в ряде археологических памятников – тонких штампованных золотых бляшках, найденных в различных скифских курганах (Чертомлыцком, Чмырёвом, Мелитопольском и др.), с изображениями борьбы Геракла с немейским львом». Привлекают внимание «золотые штампованные бляшки из Чертомлыцкого кургана, где изображён обнажённый герой в скифском башлыке, борющийся уже с грифоном»; в этом ряду находятся и объёмные изображения на навершиях из Слоновской Близницы – «верхняя часть человеческой фигуры, которая поражает чудовище мечом или кинжалом. На найденном в Херсонесе золотом медальоне изображение воина-скифа, борющегося с чудовищем, отождествляют с Таргитаем» (Нейхардт, 1982. С. 204–206).

В связи с проблемой Трояна значительный интерес для темы: кто был Троян? – представляют следующие обстоятельства. В сообощении Прокопия Кесарийского (VI в.) о славянах сказано буквально следующее: «Ибо они считают, что один из богов – изготовитель молнии – именно он есть единый владыка всего…» Комментаторы так поясняют это место: «данное словоупотребление применительно к одному из главных славянских божеств находит соответствие с реконструированным А. Потебней славянским мифом о боге-кузнеце – победителе змея» (Свод, I, 1991. C. 183; 221, № 70). Имя этого божества могло быть Троян, так как Перун, по сведениям исследователей, божество северо-западных, прибалийских славян, и в Русской земле стал предметом культа после VI в., в период заметного проникновения на Русь славян из прибалтийских областей. Подтверждением этой гипотезы служит, с одной стороны, реконструированный А. Потебней славянский миф, в ктором выявлен сюжет основного мифа: «бог-кузнец – победитель змея», а с другой – имя громовика у румын, которое они связывают с Трояном, а также название древних валов у румын и славян трояновыми или змиевыми валами.

А Владимир по вся утра уши закладаша в Чернигове. – Закладаша – это слово в данном контексте употреблено в значении «затыкать уши, закрывать уши, стараясь не слышать чего-либо» (Словарь, 1978. С. 327). Всеволод «слышал» походы Олега и вступал с ним в борьбу, а Владимир Мономах избегал столкновений с Олегом, который был крестным отцом двух сыновей Мономаха (ПЛДР, 1978. С. 413 – «Поучение Мономаха»).

Бориса же Вячеславлича слава на суд приведе, и на Канину зелену паполому постла…

Канин – небольшая речка в Черниговской области XI в.

Значение этого предложения зависит от деталей княжеских съездов-судов Древней Руси, когда князья-родственники решали судьбу каждого участника съезда, сидя на одном ковре. Побежденный (слабейший) считался виноватым (Шахматов, 1916. С. 319; Карамзин, 1988. С. 70. Примеч. № 179. С. 78, 143).

Чтобы более ясно представить себе, какой смысл имеет утверждение, что Бориса Вячеславича слава на суд, на поле сражения с князьями-родственниками, привела и зеленую паполому постлала, нужно знать, в какое время года погиб в сражении Борис на Нежатиной ниве близ реки Канин, могла ли быть тогда трава зеленой. Борис похвалялся своим геройством и был первым убит в сражении 3 (16) октября 1078 г. В это время трава не зеленая, а посохшая и желтая. Однако зеленый цвет повторен некстати и в «Задонщине»: «…Иякову лежати на зелене ковыле траве на поле Куликове…» (ПЛДР, 1981. XIV – сер. XV в. С. 104). Куликовская битва – 8 сентября 1380 г. У ковыля в это время белые, шелковистые метелки. Суд и зеленый цвет паполомы (покрывала-ковра) являются, таким образом, центральными понятиями, связанными с княжескими съездами-судами, когда участники, сидя на одном ковре, каялись друг перед другом. Цвет ковра, следовательно, был зеленым. Поэтому желтая трава в «Слове о полку Игореве» и белый ковыль в «Задонщине» – зеленые.

Семантика зеленого цвета связана с «предсвятостью» и в богослужении (Топоров, 1988. Язык и культура… С. 30. № 40). В связи с тем, что далее в «Слове о полку Игореве» место этого сражения названо Каялой, как и в Ипатьевской летописи (ст. 6693 г.), мы получаем определенный намек на то, что автор – человек духовного звания, священнослужитель, так как летописная традиция и традиция данного памятника одна и та же – христианская и предложение со словом «Каяла» относится к одному и тому же сакральному языку.

Каяти – осуждать, судить, исповедовать.

С тояже Каялы Святоплък повелея отца своего междю Угорьскими иноходьци…

Мы восстанавливаем по сече я подлинника вместо повелея первых издателей, с учетом свидетельства Н. М. Карамзина (см. статью № 24 данного Комментария).

По – это предлог для обозначения времени «после»; я – аорист 2-го л., ед. ч. от гл. яти («взять»).

Описаны события осени 1078 г. после сражения на Нежатиной ниве под Черниговом, когда Изяслав со своим сыном Ярополком, князем Вышгородским, и Всеволод со своим сыном Владимиром, князем Смоленским, выступили против Олега Тмутороканского и Бориса. В ходе сражения Изяслав был убит копьем в спину подосланным убийцей.

По смыслу летописного текста, тело Изяслава сопровождал в Киев его сын Ярополк, в то время как Святополк в этих событиях вообще не упомянут. И все же Святополк вместо Ярополка – нельзя считать ошибкой автора. Эта замена могла основываться на существовавшем предании о Святополке, тогда как Ярополк ничем не проявил себя в Русской истории: он в течение 8-ми лет после гибели отца был князем Владимира-Волынского, а также князем Туровским, пытался восстать на Всеволода, великого князя Киевского, тот послал против него своего сына Владимира, Ярополк бежал в Польшу, вскоре вернулся, заключил мир с Владимиром, однако по пути в Звенигород был убит наемным убийцей Нерадцем 22 ноября 1086 г. Тогда как его брат Святополк «сидел на столе отца своего» Изяслава, был великим князем Киевским в течение 20-ти лет. Много, и в основном успешно, воевал с половцами. Был участником заговора князей по ослеплению Василька Теребовольского. Был инициатором княжеских съездов. Незадолго до его смерти, наступившей 16 апреля 1113 г., «было знамение в солнце» – солнечное затмение. Скончался он под Вышгородом, в Киев его тело доставили, как и его отца Изяслава, в лодье, возложили на сани и положили в церкви святого Михаила. Так же, как и по его отцу, плакали по нем бояре и дружина его вся.

Эти обстоятельства и совпадения могли послужить причиной замены Ярополка на Святополка в предании о Святополке, отраженном, возможно, в «Слове о полку Игореве». Кроме этого факта, в тексте памятника есть и другое расхождение с дошедшими текстами «Повести временных лет»: там говорится, что Изяслав был похоронен в церкви Пресвятой Богородицы, то есть в Десятинной церкви, а в «Слове» указано на погребение Изяслава в соборе святой Софии.

Однако в Софийской первой летописи говорится о том же: «положиша Изяслава въ святеи Софии въ Киеве»; то же чтение и в Новгородской четвертой летописи.

Вопрос этот сложен, так как он касается не истинности утверждения автора «Слова», а той роли, которую сыграл источник этих двух летописей.

«В Киеве летописание в XII в. продолжалось как в Выдубецком монастыре (в основании лежала Сильвестровская редакция), так и в Киево-Печерском (в основании лежала Киево-печерская редакция “Повести вр. лет”)».

«В начале основной редакции Софийской летописи, как видно из сравнения Софийской 1-й и Новгородской 4-й, читалась компиляция, составленная из статей “Повести вр. лет” и статей Софийского временника. “Повесть вр. лет”, как оказывается, представляла Киево-печерскую редакцию…» (Шахматов, 1916. С. XI и след.).

Таким образом, утверждение автора, что Изяслав был погребен в соборе святой Софии, основывается на Киево-Печерской редакции XII в. «Повести временных лет».

На основании этого факта можно утверждать, что автор был тесно связан с Киево-Печерским монастырем; более того, это решает проблему социальной принадлежности автора и создает ясное представление о том, что автор был священнослужителем высокого ранга и принадлежал к этому монастырю, данный факт способен сформировать наше убеждение в том, что поиски автора лежат именно в этом направлении.

Тогда при Олзе Гориславличе сеяшется и растяшеть усобицами; погибашеть жизнь Даждьбожа внука…

Реальность в этом предложении строится глаглами сеяшется, растяшеть, существельным усобицами и глаголом погибашеть (гл. в имперфекте 3-го л., мн. ч.: «сеялись», «растили», «губили»): они определяют жизнь Даждьбожа внука. Слово жизнь в данном случае употреблено в значении «образ жизни», включая крестьянскую=христианскую жизнь. Ср.: «чьрньчьскоую жизнь оуправивъша»; «к Елиньстеи (языческой) приложися жизни» (Словарь, 1990. С. 261).

Даждьбожий внук – Владимир Святой, Красное Солнышко, или внук (сын?) Солнца – по наиболее реалистической расшифровке, данной И. Срезневским в 1846 г. (Виноградова, 1985. С. 148). Владимир ввел христианство на Руси. Будущий митрополит Киевский, вдохновенный Иларион в «Слове о законе и благодати» дал свой отчёт о христианстве на Руси и подобрал осмысленные слова для него, в том числе употребил и слово «солнце». «… И чада благодетьнаа христиании наследници быша Богу и Отцу. Отиде бо свет луны, солнцю въсиавъшу…»; «(Христос) прежде век от Отца рожден, един състолен Отцу единосущен, яко же солнцу свет съниде на землю, посети людей своих» (Ил., 173а1; Ил., 176а12). Русь – (белый) свет (Даль. IV. С. 144, стлб. 2; Трубачёв, 1993. С. 38). Даждьбожий внук – Рус, сын света. Владимир – Рус, глава русских князей. Русичи – князья, дружинники и кмети – христиане, духовные дети Владимира, сыны света.

Жизнь Даждьбожа внука. – Русский образ жизни, Православие, введенное Владимиром Святым. Смысл и значение данного предложения, а также значение произнесения его автором «Слова» заключаются в том, что произошел упадок христианства, связанный с усобицами князей. Эта мысль вложена в образы хлебопашества, традиционные для христианской символики.

Ср. притчу о сеятеле (Мф. 13, 3–8). А также: «слово Господне въсеяста яко и пьшеницю въ сердечьнемь селе» («слово Господне воссеяли (Кирилл и Мефодий), как пшеницу, в сердечном поле») (Успенский сборник, 1971. Стлб. 113б. С. 17–19); «крьстъ Господень моужьскы на раме въсприимъша и тем олядевъшю грехомъ землю потребльша разориста и въсеяста доуховьное семя и чисто церкви принесоста жито» («крест Господень мужественно на плечи восприняли (Кирилл и Мефодий) и тем запустошенную грехом землю вспахали, и воссеяли духовное семя, и чистое Церкви принесли жито») (Успенский сборник, 1971. Стлб. 114 г. С. 20–27).

В Новозаветный период земледельческий труд и его результаты были сближены с христианскими идеями, поэтому на русской почве «христиане» и «крестьяне» стали синонимами: обозначение вероисповедания стало означать земледельцев.

А галици свою речь говоряхуть, хотять полетети на уедие.

Речь – см. коммент. № 4.

Уедие – «нажираться досыта на чужой беде, жить сытно, не утруждая себя заботами о хлебе насущном, заедая чужое, ухватывать налетом с чужого достатка…» (Сбитнев, 1985).

Галици (галки) – половцы.

Что ми шумить, что ми звенить давечя рано пред зорями? Игорь плъкы заворочает.

Шумить и звенить – формы аориста с присоединением частицы – ть из форм настоящего времени.

Давечя – «недавно», от наречия даве («некоторое время тому назад, недавно»).

Если рефрен «О Руская земле! (воины) уже за Шеломянем еси» указывает, что автор не был участником похода (себя он не подразумевает среди участников), то данное предложение имеет решающее значение для определения направления соответствия: от полков Игоря к автору, туда, где он находится. Причем автор находится далеко от участников похода, однако он слышит шум и звон битвы и видит полки Игоря. К созданию своего произведения он приступил вскоре после этих событий, так как шум и звон битвы он слышал недавно («давечя»), следовательно, это год похода – 1185 г.!

Но как автор мог это слышать? Можно предположить, что он принадлежал к «религиозному типу человекобога [святого человека], – по определению Дж. Дж. Фрезера, – в которого Существо высшего порядка [Святой Дух] вселяется на более или менее продолжительный срок и проявляет свою сверхъестественную мощь и мудрость путем совершения чудес и изречения пророчеств» (Фрэзер, 1986. С. 64).

К такому типу принадлежал и Сергий Радонежский, который издалека видел битву Дмитрия Донского с Мамаем (ПЛДР, 1981. XIV – сер. XV в. С. 389).

«Естественная метафизика» непосредственного общения человека с потустронним миром, когда загадочным, необъяснимым способом происходит совмещение события и вести о нём на далёком расстоянии, наблюдалась всегда. Плутарх, например, в «Жизнеописании Эмилия Павла», помимо таких случаев в древние для него времена, обращает внимание читателей на случай, «известный каждому из [его] современников». – «Когда Антоний (Г. Антиний Сатурнин, наместник Верхней Германии, восставший против Домициана в 88 г. н. э.) восстал против Домициана и Рим был в смятении, ожидая боьшой войны с германцами, неожиданно и без всякого повода в народе заговрили о какой-то победе, и по городу побежал слух, будто сам Антоний убит, а вся его армия уничтожена без остатка. Доверие к этому известию было так сильно, что многие из должностных лиц даже принесли жертвы богам. Затем всё же стали искать первого, кто завёл эти речи, и так как никого не нашли, – следы вели от одного к другому, и наконец терялись в толпе, словно в безбрежном море, не имея, по-видимому, никакого определённого начала, – молва в городе быстро умолкла; Домициан с войском выступил в поход, и уже в пути ему встретился гонец с донесением о победе <германцев над Антонием>. И тут выяснилось, что слух распространился в Риме в самый день успеха <германцев>, хотя от места битвы до столицы более двадцати тысяч стадиев (т. е около 3750 км. от Рима до места восстания близ нынешнего Базеля; по прямой около 800 км.). Это известно каждому из наших современников» (Pl. Em. P., 25).

Когда молва опережает реальные вести о событии, произошедшем на далёком расстоянии, и возникает в день самого события, такой случай или несколько случаев об одном и том же событии, есть в «Слове о полку Игореве». И это видно. Великий князь киевский Святослав рассказывает боярам о своём загадочном сне, они же в ответ рассказывают ему о том, что произошло с князьями, не далее как вот, в Половецком поле: все князья захвачены в плен, опутаны железными путинами, войско побеждено, а половцы бросились на Русскую землю грабить мирных жителей. Они знают, что вот («се бо») готские девы запели на берегу Азовского моря, призывают отмщение Шарукану – роду Шаруканову.

В своей молитве-плаче Ярославна говорит, что хотела бы кукушкой полететь к Игорю к месту сражения и утереть ему кровавые его раны. Она знает, что он ранен, и не то что был ранен, а теперь ранен; знает, что сильный злой ветер с моря несёт стрелы на винов её мужа, и что воины истомились от жары и безводья, половцы не подпускают их к воде. Кто мог принести с такими подробностями вести от Азовского моря и нижнго течения Дона до Чернигова, Новгорода-Северского и Посемья? Ипатьевская летопись уверяет, что прибежал в Чернигов некто Беловолод Просович, а с ним и весть пришла о событиях в Половецкой степи. Но путь этот долгий, «кровавые раны» Игоря успели зажить, да и «готские девы» не могли так долго петь. Тогда как Лаврентьевская летопись высказывает более точное и живое суждеие об этом – в духе совмещения события и вести о нём. Там сказано то, что отвергнуть невозможно: «И возвратились с победой великой половцы, а о наших не ведомо кто и весть принёс…» (ПЛДР. XII в. С. 35/359; 368/369).