Прапорщики по адмиралтейству. Владимир Поселягин
вещмешка он решил быстро: кликнул соседа, и тот принёс новенький, литров на тридцать. Двадцать копеек содрал, и торговля не помогла: за двадцать одну предлагал взять, всего на копейку сбил. Свои старые штаны я убрал в вещмешок, а новые надел, закатав до колен. Конечно, со старой рваной рубахой новые штаны не смотрелись, но это ненадолго.
Где рубаху брать, торговец мне тоже подсказал. Неподалёку матрона стояла, она швеёй была, свой товар продавала, у неё и рубахи, и штаны были. После недолгого торга я взял у неё рубаху серого цвета за шестнадцать копеек, которая вполне стоила этой суммы. Переодеваясь, я старался не поворачиваться к женщине спиной, где у меня ещё не сошли следы кнута. У неё же я взял неплохие белые кальсоны, а то как-то непривычно мне было без белья.
Торговцы передавали меня друг другу, как ценного клиента: мол, платёжеспособен, честен. Так что после матроны я у ещё одного купил чёрную кожаную жилетку, которая отлично шла к моей одежде, и ремень, чтобы штаны не спадали, а у второго – картуз, тут с непокрытыми головами не ходили.
И осталось у меня после всех покупок двенадцать копеек. Однако я не отчаивался, и с рынка первым делом направился к цирюльнику, где, отстояв очередь, попросил обрить меня налысо. Да, копна волос мешала, но не это главное, а вши. Тело мне вшивое досталось. Я, когда купался, даже нырял, задерживая дыхание на пределе сил, и сидя на дне, думал: может, передохнут? Да какое там. Хотя заметно меньше их стало, и чесался уже не так часто.
Цирюльник с брезгливой миной быстро обработал меня и содрал аж три копейки. Однако я уплатил без возражений и покинул цирюльню. Надел картуз – чёрт, на глаза спадает, теперь он мне не по размеру. Ну и ладно, зато лысую голову с расчёсами скрывает.
Сбив картуз на затылок, я поспешил к рынку. Там уже собирались, но я успел. Купил кусок солёного сала с чесноком, свежий, этого года, грамм на двести хватило, полкаравая хлеба и одну луковицу. Это всё.
Покачав головой – какой дорогой хлеб, я-то хотел целый каравай взять, – направился к окраине города. Там, на опушке леса, у меня были спрятаны мои трофеи, завтра утром на рынке буду их продавать. А сейчас – как же я хочу спать…
Утром следующего дня с полным вещмешком за спиной я вернулся на рынок. Было часов семь, но рынок уже давно работал. После вчерашних покупок я был прилично, по-городскому, одет, но денег не осталось, всё потратил, до последней копеечки. Вот и будем продавать трофеи.
Вчера я купил кусок дёгтя, и сегодня утром, позавтракав (доел и хлеб, и сало с половинкой луковицы), на костре на ветке растопил дёготь и оторванным рукавом своей бывшей рубахи навёл лоск на сапоги халдея. Ливрею я высушил и пригладил двумя нагретыми на костре камнями, она тоже на продажу пойдёт. Всё сложил в вещмешок. А свою рванину выкинул, больше она не нужна.
Сначала я прогулялся по рынку, посмотрел цены. Мне удалось за полтора рубля продать ливрею: очень она заинтересовала одного торговца, занимавшегося скупкой. Дорога не сильно сказалась на её внешнем виде, берёг я её. Ну и торговался, конечно. Торговец рубль давал, а я с трёх начал,