Александр Алехин. Судьба чемпиона. Александр Котов
изумился Алехин.
– Ножками, – усмехнулся Савелий и перебрал пальцами по столу, имитируя быстрый бег.
Алехин пожал плечами, вынул из бокового кармана большой потрепанный бумажник, очевидно, приспособленный для советских миллионных и миллиардных банкнот, и протянул Тартаковеру сложенную вдвое бумагу. Тот прочитал:
– Советский паспорт… Разрешение выехать на международные турниры в Гаагу, Будапешт… Действителен на несколько лет.
Тартаковер долго и внимательно изучал документ, выданный неизвестной ему и, судя по сообщениям газет, жуткой властью.
«Нар-ком-ин-дел, – по складам прочитал Тартаковер. – Карахан», – с трудом разобрал он подпись. – Это кто такой?
Народный комиссар по иностранным делам, – разъяснил Алехин. – Сокращенно: наркоминдел.
Забавные словечки попадаются у них в газетах, – улыбнулся Тартаковер. – Я иногда читаю «Известия». Так сокращают, черт ногу сломает! Зам-нач-глав-упр-пром-снаб. Неплохо! А еще: зам-ком-помор-дел.
– Это откуда ты взял? – засмеялся Алехин.
– Боголюбов сказал.
– Ну, это уже из области анекдотов, – объяснил Алехин.
– Что, так теперь и разговаривают в Москве? – Тартаковера интересовало все, что можно было узнать о стране, в которой он родился.
– Нет, только пишут. Хотя, конечно, многие слова входят и в речь. Большевики во все хотят внести свое, новое, даже в язык.
«Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем», – продекламировал Тартаковер «Интернационал». – А что такое субботник? – журналиста и остроумного публициста, его, понятно, интересовали и новые слова в родном языке.
– Субботник? – переспросил Алехин. – Малоприятная вещь. Это когда тебя будят в пять утра, и гонят на мороз грузить дрова или убирать снег. Не обязательно в субботу. Чаще всего в воскресенье, в единственный день отдыха.
– Я видел фотографию: Ленин грузит бревна на субботнике. Это правда?
– Да. Он вообще старается ничем не отличаться от простых людей.
– Пишут, что Ленин отлично играет в шахматы? И это верно? – спросил Тартаковер.
– Играет неплохо. Когда-то он даже играл по переписке с Хардиным. Но это было давно, в ссылке.
– Я читал, он решил труднейший этюд Платова, – вспомнил Тартаковер. – Помнишь: король же-три, слон е-семь, конь же-один. Пешки дэ-три и аш-пять. Черные: король е-три, пешки а-два, дэ-пять и аш-семь.
– Знаю. Выигрывает слон эф-шесть, дэ-четыре, конь е-два, а-один, ферзь, конь цэ-один, – мысленно объяснил решение Алехин. – «Красивая штучка!» – написал Ленин брату об этом этюде». И действительно, красивая!
– А сейчас он играет в шахматы? – поинтересовался Тартаковер.
– Что ты! Разве ему теперь до шахмат!
– Очень плохо в Москве?
– Ужас! Ты себе представить не можешь! Голод. Сто граммов черного хлеба в день – это уже пир. Шахматными досками «буржуйки» топят. Полированные короли трещат в огне.
Подошел официант. Тартаковер заказал себе омлет, кофе. Алехин