Беззвездный Венец. Джеймс Роллинс
с себя этот тяжкий груз.
Все это время отец молча слушал ее, посасывая трубку, набитую змеекорнем. Горьковатый дым помогал его хрустящим суставам. Однако девушка подозревала, что он молчит, не столько чтобы облегчить боль, сколько чтобы дать ей возможность заполнить тишину своими жалобами.
Никс вздохнула, показывая, что ее рассказ окончен.
Отец сделал глубокую затяжку и выпустил едкий дым.
– Позволь мне тебя просветить. Ты определенно утерла нос монашке, которая преподавала вам в этой четверти.
Кивнув, Никс потерла синяк, оставленный костлявыми пальцами сестры Рид.
– Но при этом ты также произвела благоприятное впечатление на настоятельницу, главную во всей школе. А это, смею заверить, большое достижение.
– Она была очень добра ко мне. Но своей неуклюжестью я все испортила. Сломала бесценную модель солнечной системы.
– Неважно. Сломанное всегда можно починить. Подводя итоги, я бы сказал, что ты сегодня утром показала себя с лучшей стороны. К следующему обороту луны ты закончишь седьмой год. Останется только восьмой до того, как ты поднимешься на самую верхнюю, девятую террасу. По-моему, благосклонность само`й настоятельницы против раздражения какой-то одной монашки, с которой ты все равно скоро расстанешься, – это неплохая сделка.
Его слова помогли Никс успокоиться. «Пожалуй, он прав». Да, на пути к седьмой террасе ей пришлось преодолеть более суровые препятствия. «И вот теперь я так близка к вершине». Девушка запрятала надежду поглубже, испугавшись, что одна только мысль об этом может разбить все ее шансы.
Словно прочитав ее мысли, отец подчеркнул ее удачу.
– Ты только взгляни, с чего ты начала! Шестимесячный младенец, пищащий на плавучем ковре болотной травы. Если бы у тебя тогда не разболелся животик, мы бы тебя не услышали. Ворчун протащил бы мою волокушу мимо.
Девушка постаралась улыбнуться. Воспоминания о том, как он нашел ее брошенной в болоте, неизменно вызывали веселье у ее приемного отца. У него два сильных сына – обоим сейчас было уже за тридцать, они управлялись со стадом, но жена умерла при родах единственной дочери: тогда он потерял их обеих. Обнаруженную в болоте малышку отец посчитал даром Матери Снизу, особенно если учесть, что не было никаких признаков того, кто оставил плачущего голого младенца посреди топей. На плавающем в воде ковре болотной травы, нежного и своенравного растения, не было никаких следов ног вокруг тела младенца. Даже лепестки хрупких цветов, покрывавших плавающее на поверхности зеленое сплетение, были нетронуты. Казалось, малышка упала с неба как награда преданному и трудолюбивому жителю болот.
И все же хотя эта история для приемного отца неизменно служила источником гордости, для Никс она была приправлена изрядной долей стыда и гнева. Мать, а может быть и оба родителя, бросили ее в болоте, обрекая на неминуемую смерть, возможно, потому что она родилась ущербной: ее глаза были покрыты голубовато-молочной пленкой.
– Как я тебя люблю! – воскликнул