Капитул Дюны. Фрэнк Герберт
у Ребекки не было.
Этот голос стал знакомым в течение месяца после Посвящения в Память. Голос называл себя «Вещателем твоего мохалата». Эти шлюхи не могут проникнуть в суть нашего знания. Помни об этом и будь мужественной.
Присутствие других людей в сознании нисколько не отвлекало Ребекку от внимательного наблюдения за тем, что происходило вокруг. Это ощущение наполняло ее благоговением. Мы называем это симультоком, подсказал ей Вещатель. Этот одновременный поток расширяет сознание. Когда она попыталась объяснить это Раввину, он пришел в ярость.
– Ты запятнала себя нечестивыми мыслями!
В тот момент они находились в кабинете Раввина. Был поздний вечер. «Наш удел – красть часы у дня», – говаривал по этому поводу Раввин. Кабинет располагался глубоко под землей, стены его были уставлены старинными книгами, плитами ридулианской бумаги и древними свитками. Он внешних зондов помещение было защищено хитроумными иксианскими приспособлениями. Люди Раввина внесли в эти приспособления необходимые изменения для улучшения конструкции.
Ребекке было разрешено сидеть рядом с Раввином возле его стола, в то время как он сам сидел в кресле, откинувшись на его спинку. Плавающий светильник озарял древним желтым светом бородатое лицо, отблескивал от очков, которые были почти символом занимаемого Раввином поста.
Ребекка притворилась растерянной.
– Но вы сами сказали, что от нас требуется спасти это сокровище с Лампадас. Разве Бене Гессерит не относились к нам с подобающим уважением?
Она уловила беспокойство в его глазах.
– Ты не слышала, что говорил Леви о допросах, которые проводят здесь? Зачем сюда пожаловали ведьмы из Бене Гессерит? Вот о чем нас спрашивают.
– Наша версия вполне правдоподобна и последовательна, – запротестовала Ребекка. – Сестры научили нас способу обмануть Вещающего Истину.
– Не знаю… не знаю. – Раввин грустно покачал головой. – Что есть ложь? Что есть истина? Не выносим ли мы себе приговор своими собственными устами?
– Мы противостоим погрому, Равви! – обычно эти слова придавали Раввину твердость.
– Казаки! Да, ты права, дочь моя. В каждую эпоху существуют казаки, которые врываются в местечки со своими нагайками и шашками и с жаждой убийства в сердцах.
Странно, подумала Ребекка, но он умеет создать такое впечатление, словно эти погромы были только вчера и он видел их своими глазами. Ничего не прощать и ничего не забывать. Лидиш был вчера. Какую силу имело это воспоминание в сердцах сынов Тайного Израиля! Погром! Это понятие так же долговечно, как и учение Бене Гессерит, которое она носит в своем сознании. Всегда. Это и было тем, чему всегда сопротивлялся Раввин, сказала себе Ребекка.
– Боюсь, что ты отложилась от нас, – сказал Раввин. – Что я тебе сделал? Что я сделал? И все во имя чести.
Он взглянул на оборудование,